Шрифт:
Закладка:
— В чем дело. Кур?
Это потом он стал делиться впечатлениями о картинах и обстановке.
Я объяснил, с чем пожаловал. Не хочу пересказывать, вы все уже знаете.
Клик слушал меня «в пол-уха», его больше занимало убранство жилища. Он поминутно меня перебивал:
«Так-так… Нет, стол подвиньте сюда… А чуки знают о твоей поездке?.. Да! Повесить их здесь!.. Извини, я о картинах… Надо передвинуть обратно… нет, я об экваторе… Чуточку левее… Тут место светильника…»
Ни о чем путном мы не смогли поговорить. Клик был весь в устройстве своего жилища. Я пытался напомнить ему о цели своего визита, но ему было не до этого, хотя он морщил лоб и делал вид, что слушает меня:
— Я весь — внимание. Кур… Нет, нет. Передвиньте диван! Осторожно, осторожно. Не повредите обивку.
Шара не выдержала. Она с громким лаем бросилась на этот проклятый диван, вцепилась в него зубами и разорвала голубую обшивку.
— Что она делает? — закричал Клик. — Мой любимый диван. Уйми этого противного пса.
— Послушай, Клик, — сказал я. — Я тоже люблю полежать на диване, хотя он у меня и не такой красивый. Но сейчас не время. Дело идет к войне.
— Ну, хорошо. Давай пообедаем. Только пусть собака уйдет. Не хочу ее видеть. Ох, мой любимый диван.
Я грозно крикнул:
— Шара. На место!
Шара сникла, будто стала меньше ростом, побрела к выходу и улеглась там на коврике, как простая собака. Я ее оскорбил. Я приравнял ее к простой собаке. Я сказал ей, будто она не мой товарищ и друг, не мыслящее существо с чувством юмора, а просто собака: «Шара, на место!» Мне придется долго потом просить прощения, ползать на коленях. Но это потом, а сейчас надо переломить ход истории.
Обед состоял из двадцати блюд. Подавали три милые обезьянки. Одна приносила блюда, другая ставила их на стол, третья обслуживала нас: наливала сок, передвигала тарелки, подносила умывальные чаши для рук и полотенце.
Но и за обедом Клик не слушал меня. Он смачно ел, наслаждаясь пищей.
— Как ты думаешь? — вдруг спросил он. — Если я продлю свое правление до четырех дней… Издам закон, а? Как ты думаешь, народ это оценит? Ведь я думаю только о его благе? За три дня мало что можно сделать полезного. А вот за четыре, за пять. А еще лучше за месяц…
— Полезного? — не выдержал я. — Для народа? Скажи лучше для — себя самого. Вот уже целый час я тебе твержу о войне, а ты только и думаешь о своем желудке!
Я встал и бросил салфетку на стол. Просто — встал и бросил. Взял со стола салфетку и бросил на стол. Я хотел бросить ему в лицо, но стукнулся головой о потолок, потолки были низкие, я говорил.
— Ах, так? — крикнул Клик. — Ах, вот ты как?!
Он тоже встал и тоже стукнулся головой о потолок. Возможно, это меня спасло. Что-то в его голове переменилось. Он взглянул на меня как-то по-другому:
— Твое мужество, твой героизм достойны награды!
Клик взял с полочки орден, круглую жемчужину на золотой ленточке, и прикрепил ее к моим трусам.
— Награждаю тебя за мужество и героизм!
— Служу Великой Кукии! — крикнул я и приложил ладошку к козырьку несуществующей фуражки. Так я делал всегда, когда служил в армии лейтенантом и когда мне объявляли благодарность за отличную службу.
— Садись, — сказал Клик. — Продолжим обед.
И тут мне пришла идея: хватит идти напролом, хватит повторять свои же ошибки. Правильно говорят: на своих ошибках только дураки учатся, умные учатся на чужих. У меня возник хитрый план: провести военные учения. Пусть куки на своей шкуре узнают, что такое война. Клик сразу согласился:
— Вот и чудненько. Будем ковать победу на нашей территории, а потом уж на ихней. А ты справишься. Кур?
— Ха-ха! — сказал я. — Проводить учения — мое любимое занятие. За это меня однажды представили к званию генерала.
— Да-а?!! Значит, ты генерал?
— Нет. Испугались, что я так и маршалом скоро стану. А потом — Верховным главнокомандующим. А два Верховных для одной страны — это уже слишком.
— Я понимаю, — сказал Клик и тоже встал, давая мне понять, что время визита закончилось.
Тяжело в учении
Через некоторое время все мужское население Кукии было построено мною на пляже. Женщины и дети заняли места на пригорке и наблюдали за учениями издалека.
Куки стояли в обычной одежде: набедренных повязках и панамах. У некоторых на головах были шляпы, сплетенные из соломы.
Я провел на песке черту, выровнял всех, встал перед строем и крикнул:
— Здравствуйте, товарищи солдаты!
— Здорово… Добрый день. Кур. Приветик… Здоровья и счастья твоей семье, — раздались в ответ голоса солдат.
— Отставить! — сказал я. — Вы собираетесь воевать, а на войне все действуют как один человек. Армия — единый механизм. И отвечать мне, своему командиру, вы должны слаженно. Например: «Здравия желаем, товарищ командир!» Или — «Здравия желаем, товарищ лейтенант в отставке!» Или — «Здравия желаем, товарищ Кур!»
Куки пришли в неописуемый восторг, они бросились ко мне, стали обнимать меня, выкрикивать: «Товарищ Кур! Здравия желаем тебе, лейтенант наш дорогой… И родителям твоим, и женам твоим, и Шаре твоей, товарищ лейтенант Кур…»
— Отставить! — снова скомандовал я. — Всем встать на место. Во-первых, жена у меня одна…
— Ты такой бедный?
— У нас не принято иметь много жен, бедный ты или богатый. А что касается Шары…
Я взглянул на собачку. Ей это приветствие явно пришлось по душе. Она вся расцвела, высоко подняла голову и стала ходить вдоль строя как командир на утренней поверке.
— А что касается собачки, — повторил я. — Она не заслужила. Есть в нашей армии собаки, которые службу несут. Мины находят, диверсантов, но они проходят специальное обучение. Так я говорю, товарищ Шара?
Шара опустила голову.
— Отвечай!
Шара нехотя пролаяла:
— Так точно, товарищ лейтенант.
— Молодец, — похвалил я. — Становись в строй!
Шара с громким лаем кинулась в конец шеренги и заняла там место.
— А теперь повторим все вместе: «Здравия желаем, товарищ лейтенант Кур!»
Куки радостно закричали:
«Здравия желаем, товарищ лейтенант Кур!»
— Хорошо, — похвалил я солдат. — А теперь всем быстро надеть военную форму!
— Какую форму? — не поняли куки.
— Телогрейки, валенки, зимние шапки. Мы будем бить врага на его территории. А там лютый мороз. В шляпах и повязочках много не навоюешься.
— Мы будем их бить там, зачем нам париться
