– разносился утробный приглушенный гул. Мелкие мастеровые в Наружном городе суетились, как трудяги-муравьи; в Срединном Совьон встретили богатые оружейные лавки, рассыпавшиеся клепаными доспехами, каплевидными щитами и вороненым железом. На отшибе выступала мощь кузниц-горнил, выбрасывающих дым в мглистое небо.

Во Внутреннем городе было спокойнее. Совьон поняла это сразу, едва проехала вторые внутренние ворота – в виде бычьей головы. Когда ворота открывали, голова расщеплялась по линии от межбровья до носа, в которое мастера врезали воротное кольцо.

Бычья Падь – как город плавилен и кузниц – всегда боялась пожаров. Наружные и внутренние стены, а также многие дома, удаленные от бедных трущоб, были выложены из камня, серо-черного, точно в копоти. Совьон думала, что и терема знатных людей будут каменными, однако ошиблась. Почти весь Внутренний город выстроили из дерева. Должно быть, правящий род посчитал, что камень нужнее Наружному и Срединному городам, бурлящим в работе, – среди господских хором не встречалось ни кузниц, ни мастерских.

Княжий дом тоже был деревянным, многоярусным и пузатым, как округлый корабельный борт. Совьон спешилась и подвела коня к воротам. Она сказала стражникам, кого ищет, и назвала свое имя, попросив передать, – но те лишь хмыкнули.

– Потом, – ответил один из них. – Подожди, и к тебе выйдут.

А в голосе читалось: не будем же мы нянчиться с каждым бродягой?

Совьон знала, что от нее требовалось, только денег оставалось – сущие гроши. Она не рискнула подкупать стражей последними монетами. Раньше она бы не обратилась к колдовству в таком пустяковом деле, а пригрозила бы, надавила бы, высмеяла их жадность, но сейчас… Сейчас она стиснула мешочек под плащом, в которым лежали ведьминские травы, и сверкнула глазами. Она шагнула вперед, и платок чуть сполз с ее волос – стражи могли хорошенько разглядеть ее лицо с темными набрякшими веками и глаза с поволокой. Ворон за спиной закаркал, губы выпустили звук.

Совьон не была уверена, сможет ли управиться сразу с двумя – ей хватило бы и короткого мгновения, чтобы прошмыгнуть внутрь. Поэтому она сосредоточилась. Редкие хлопья чародейства, плавающие в крови, разбухли, наполнились черной смолой и разлились по жилам.

– Нет, – сказала она. – Проведите меня. Сейчас.

И стражи повиновались.

Тот, что был помоложе, отвел ее на внутренний двор, где Совьон оставила Жениха и ворона. Затем страж передал ее светлобородому слуге, и Совьон последовала за ним – в княжий дом, через западное крыло.

– Побудь тут, – наказал слуга, скользнув в одну из дверей; Совьон осталась ждать в сенях.

Ждать ей пришлось долго. Она успела скинуть плащ и стянуть платок, расположиться на скамье у стены, а потом, когда затекли ноги, измерить шагами расстояние от угла до угла. Затем – утомиться и снова сесть.

Оркки Лис появился, и Совьон удивилась: он выглядел гораздо холенее. Подравненная острая бородка и остриженные волосы, соломенно-пшеничные, в которых серебрилась редкая седина. Зеленый кафтан с коричневыми пуговицами, а на нем – железная скоба в форме медвежьей головы, отсылающая к гербу Мариличей из Черногорода. Если бы не нос, свернутый еще в битве с разбойниками, да глубокие морщины на хмурящемся лице, которое и старым-то не назвать, – может, и не признала бы.

– Надо же, – произнес Оркки, посматривая сверху вниз. А когда Совьон встала, ему пришлось поднять глаза – прищуренные, лисье-карие. – Я ведь и не поверил сначала.

Совьон тряхнула головой, распрямляясь.

– Теперь веришь?

– Да, – ответил чуть погодя. – Верю. Какими судьбами?

Совьон отмахнулась, решив, что на это еще успеет ответить.

– Война войной, Оркки Лис, – усмехнулась она, – а ты будто цветешь. Княжий терем пошел тебе на благо – не то что походные шатры.

– В походах мне только носы ломают да моих друзей убивают. – Помолчал, покатывая фразу на языке: – Ты тоже выглядишь иначе.

Удивительно, если бы он не заметил.

– Как ведьма? – подсказала Совьон.

– Как человек, которого потрепала жизнь.

Совьон расхохоталась.

– Спасибо на добром слове, Лис. Увы, это правда. К тому же…

Он протянул руку, приветственно раскрывая ладонь:

– Полно здесь стоять. Пойдем в покои, поговорим.

Оркки Лис привел ее в небольшую светлую горницу – ставни были нараспашку, и Совьон видела, как снаружи туманно переливалось утро. Оркки предложил ей сесть за стол и сказал служанке принести гостье подкрепиться.

– Ну, – произнес он, опускаясь напротив, – начнем.

Совьон поняла: Оркки был рад ее видеть, хотя и держался чересчур напряженно и собранно. Сама же она ощутимо повеселела.

Оркки Лис рассказывал ей, почему остался в Бычьей Пади. Пошли слухи о войне, и он – человек предприимчивый и умный – оказался полезен Малгожате Марильевне, сестре черногородского князя. Своему князю Оркки Лис писал о злоключениях отряда, – чего и ждали от верного слуги, – и с княжеского же дозволения остался здесь.

– Бодибор Сольявич ушел на войну. Вместе с сыновьями, – мрачно изрек Оркки. – И в Бычьей Пади верховодит княгиня. При ней есть советник, он хорошо разбирается в устройстве города, но совершенно бездарен в том, что касается соседей и союзов.

– Этим занимаешься ты?

– Помогаю. – Стиснул переносицу. – Еще князь Марилич обещал прислать войско. Никому не приходится сомневаться в его честности, но… От Черногорода, как ты помнишь, путь не близкий.

– А дела не слишком хороши, верно?

Оркки Лис стиснул губы. Наклонившись вперед, зашептал:

– Дела – дрянь, Совьон. Двое бычьепадских княжичей мертвы. Князь Хьялма начал войну бодро, да, видать, закончит дурно. Богатые владения не спешат ввязываться в битвы и лишь наблюдают издалека. Стоит чуть-чуть ослабнуть, и они присоединятся к Сармату-змею. Поганцу есть что им предложить. Не то что нам.

Он пожевал губу.

– Одни вот только и вынюхивают, как бы не прогадать момент. Выжидают, когда можно будет нестись к Сармату.

– Ты про…

– Старояр, – бросил Оркки. – Бывала там когда-нибудь? Нет? Город-сладость, город-шкатулка, стоящий у берегов Перламутрового моря. Веселые базары, красные наличники, знамена с юркими лисицами…

– Друзья Сармата-змея.

Оркки покачал головой.

– Старояр слишком хитер, чтобы быть чьим-то другом. Тамошние князья выбрали себе верный символ – я охотно потеснюсь. Да, говорят, Сармат в них души не чаял. Не знаю, как сейчас, Старояр предпочел остаться в стороне, а не спешить к нему на подмогу. Испугались неизвестного дракона? Или, может, надоело откупаться? Какие только сокровища староярцы не везли Сармату! И ты бы знала, как, по слухам, они радовались сожжению Гурат-града – мне тут многое нашептали.

Он потер лоб, как если бы у него резко разболелась голова.

– Ладно, Совьон. Хватит с тебя моих проблем. Сама как?

Она рассказала. Про гаринскую крепость Варов Вал и то, как попала в лагерь Хьялмы и Хортима Горбовича. Как была ранена каменными воинами – и благодаря чему не умерла.

И как она хочет сделать