Шрифт:
Закладка:
— Что вы, что вы, я не могу…
— Берите, это не взятка, а всего лишь подарок от друга, которым, надеюсь, вы меня считаете.
Беспалов, секунду посомневавшись, с хэканьем нагнулся, протягивая руку к бутылке, затем с полминуты крутил её, разглядывая со всех сторон, словно какую-то диковинку.
— Ну спасибо, удружили, — довольно прокряхтел он. — Нас каким-то скотчем угощали на приёме в британском посольстве в прошлом месяце, ничего, понравился, хотя вкус необычный, уж этот, думаю, точно не хуже будет. — Он убрал бутылку в сейф и с серьёзным видом повернулся ко мне: — Ладно, мистер Бёрд, мы учтём ваши пожелания. Хотя, повторяю, на сто процентов обещать ничего не могу.
— Заранее благодарен, Николай Николаевич. Через час с небольшим, — я бросил взгляд на циферблат недавно приобретённых Longines, — у меня запланирована встреча с товарищем Большаковым.
— Это который возглавляет Министерство кинематографии? А с ним что за дела, если не секрет?
— Да вот, пока гостил в Росс… в СССР, родилась идея экранизировать гоголевского «Вия».
— Интересно посмотреть, что из этого получится.
— Надеюсь, что получится, — улыбнулся я, пожимая протянутую на прощание руку…
Передвигался я на автомобиле из гаража всё того же Микояна. Водитель был вчерашний, Володя, но сегодня я ездил один, Стетсон остался в гостинице. До Малого Гнездниковского переулка, 7 мы добрались за двадцать минут. Кабинет Большакова находился на втором этаже некогда бывшей усадьбы промышленника Георгия Лианозова.
— Здравствуйте, мистер Бёрд! Рад наконец познакомиться с вами вживую.
Иван Григорьевич вышел из-за стола, протягивая мне сразу обе руки. Не люблю хождения по чиновничьим кабинетам, особенно по высоким, но порой некуда деваться. Вот и на этот раз выпили чайку с лимоном и конфетами фабрики «Рот Фронт», и за чаепитием мне пришлось выслушать похвальные отзывы и о фильме «Из России с любовью», и о больших сборах в советских кинотеатрах, часть денег с которых, как напомнил Иван Григорьевич, ушла на мой счёт в одном из швейцарских банков. После чего мы наконец приступили к обсуждению возможного сотрудничества на ниве любви к Гоголю.
Около шести вечера, чертовски голодный — чаем с конфетами особенно не наешься, — я постучался в соседний, занимаемый Стетсоном номер.
— Ну как всё прошло, сэр?
Сэром меня Стетсон называл лишь в моменты крайнего волнения, что за ним наблюдалось чрезвычайно редко. Хе, переживает, засранец, мысленно ухмыльнулся я.
— Ты о визите к министру культуры или к министру кино?
— Конечно же, к министру культуры, мистер Бёрд! Вы же знаете, как я переживаю, удастся ваша задумка или нет.
— Саймон, ты должен мне бутылку скотча, — выдал я и, рассмеявшись, хлопнул своего помощника по плечу. После чего вкратце пересказал итоги визита к Беспалову. — Вхождение в состав гастролирующей труппы твоей Галины было обязательным условием, — добавил я. — Надеюсь, её мужа не отправят в Америку, я очень на этом настаивал.
— О’кей, я весьма рад, — потёр ладони довольный Стетсон и для проформы спросил: — А что с кино, вы что-то хотели экранизировать, какой-то русский фольклор, удалось договориться?
— Сам ты фольклор, Саймон Стетсон! Это русская классика, к твоему сведению. Гоголя я уважаю даже больше, чем всех этих Достоевских и Толстых. Да, мы подписали предварительный договор, ориентировочно следующим летом собираемся приступить к съёмкам на Украине. А вообще я чертовски голоден, идём в местную забегаловку.
Забегаловкой я называл ресторан при гостинице «Москва». Нет, в целом заведение было приличное, тараканы по столам не бегали, официанты приветливые, еда не самая плохая… Но на фоне того же «Арагви» заметно проигрывало. Однако сейчас после всех переговоров я так хотел есть, что готов был схомячить просто огромный кусок чёрного хлеба с толстым слоем масла. Ну и икорка сверху не помешала бы, но это я уже так, привередничаю…
На следующий день мы прощались с Москвой, отбывая с пересадками обратно в Штаты. В аэропорту Микоян вручил мне экземпляр написанной им ещё до войны «Книги о вкусной и здоровой пище» с автографом. Сказал, что это последнее, переработанное издание 1951 года, только что вышедшее из печати. Я полистал ещё пахнувшие типографской краской страницы, восхитился богатыми иллюстрациями и заверил, что моя жена будет в восторге от такого подарка и рецепты наверняка пригодятся ей в стряпне.
После промозглой Москвы ноябрьский Нью-Йорк встретил нас чуть ли не летней погодой. А в Вегасе, куда мы добрались ещё сутки спустя, вообще царила жара. Долгожданная встреча с любимой и детишками закончилась раздачей подарков. Я долго думал, что привезти своим из Союза, в итоге нашёл альбом с цветными видами Одессы, Соне купил большую говорящую куклу Машу — наши барби пока не умели разговаривать, хотя я над этим уже задумывался, а Даньку порадовал игрушечной машиной из жести. В Штатах кукол и машинки можно было найти и в более притязательном исполнении, но это был как-никак привет с родины родителей. А Варя, накормив меня борщом со сметаной и расспросив, как я слетал, уселась листать альбом.
— Ой, смотри, а вот одесский порт! Помнишь, как мы с тобой познакомились?
На другом фото она обнаружила старую улочку, соседствующую с той, на которой стоял её дом. От ностальгических воспоминаний её глаза даже увлажнились. Повспоминали на пару события четырнадцатилетней давности и, тайком от детей, позволили себе выпить по рюмочке привезённой мной из Союза «Столичной», на этикетке которой было изображено не что иное, как гостиница «Москва», где мы со Стетсоном останавливались. Варя искренне увлеклась моим рассказом о русской певице, покорившей каменное сердце моего помощника, и она жаждала развития событий.
— Ориентировочно в феврале примем эту филармонию на гастроли, надеюсь, Саймон со своей любовью и свидится. Может, между ними завяжутся серьёзные отношения, и она бросит своего старого мужа.
— А мне его жалко. У них и так ребёночек умер, а тут он останется один.
— А мне лет через десять станет жалко Саймона. К пятидесяти годам он тоже будет один, вряд ли найдётся та, что сможет его увлечь так же, как Галина… Кстати, как там у Сони с учёбой? — перевёл я стрелки со скользкой темы.
Я и так знал, что с учёбой у нашей третьеклассницы всё прекрасно, училась она на A и B, что по местной системе оценок значило «отлично» и «хорошо». Особенно хорошо ей давалась математика…
