Я улыбаюсь, но от слов Кэти мне не лучше. Она не знает, что случилось в последний раз, когда мы расстались.

— Спасибо за чай, Кэти. — говорю я, слезая со стула. — Мне лучше начать собираться на работу.

Ее морщинистый лоб хмурится, и она смотрит на мою чашку.

— Но ты едва прикоснулась к чаю.

— О.

Я быстро поднимаю чашку и делаю несколько глотков, вероятно, обжигая при этом небо, но на полу спальни лежит листок бумаги, и он кричит, чтобы я его прочитала. Я быстро чмокаю Кэти в щеку, и она нежно гладит меня по руке, прежде чем я выхожу из кухни.

Стремительно мчусь наверх и слету поднимаю письмо, меня сразу же встречает пачка брошюр, прикрепленных к углу письма. Письмо — это запись на УЗИ. В брошюрах огромное количество информации об абортах. Но когда я поднимаю глаза к началу письма, замечаю свое имя и адрес. Нет, не мой адрес. Адрес Мэтта.

Я ахаю и комкаю бумагу, с яростным воплем швыряя ее в стену. Вот ведь чертова дура. Я так и не поменяла свой адрес. Нигде. Вся моя почта отправлялась Мэтту, и, очевидно, этот гребаный ублюдок открывал ее. Он, должно быть, пришел в восторг, обнаружив это. Что, черт возьми, не так с этим мерзким гребаным подонком? Мои захлестывают эмоции. Мне грустно, больно, во мне кипит буйная кровь.

Рискуя наброситься на дверь, или на стену, или на что-нибудь, до чего смогу дотянуться, я вместо этого устремляюсь в душ.

***

Я все еще дрожу от гнева, когда через полчаса выхожу в фойе пентхауса. Я уже опаздываю, но работа, впервые за все время, — наименьшее из моих приоритетов. И это хорошо, потому что я стою, тупо уставившись на клавиатуру, не имея ни малейшего представления о том, какие цифры набрать. Оглянувшись на дверь, подумываю о том, чтобы вернуться и спросить Кэти, но решаю этого не делать, вместо этого набираю код пожарной двери и протискиваюсь внутрь. Мне нужно сжечь часть ярости, прежде чем я окажусь в непосредственной близости от людей. Я могу оторвать кому-нибудь голову, а мне хочется приберечь свой гнев для Мэтта.

— Доброе утро, миссис Уорд. — Дружелюбный голос Кейси — первое, что я слышу, когда спускаюсь с лестницы, задыхаясь от усталости, но не от гнева.

— Кейси, — пыхчу я, снова надевая туфли на каблуках.

Он оглядывает меня с ног до головы. Одному Богу известно, как я, должно быть, выгляжу. Я даже не потрудилась посмотреться в зеркало, просто взбила волосы и нашпиговала голову шпильками, где, по моему мнению, им следовало быть.

— С вами все в порядке? — спрашивает он.

— Да.

— Поздравляю, — говорит он. Я смотрю на него с тревогой. Джесси не стал бы делиться хорошими новостями с новым консьержем. Он ему не нравится. — Со свадьбой, — добавляет Кейси. — Я не знал.

Я хмурюсь. Ему сказал Джесси? Возможно. Он, вероятно, включил режим уничтожения, защищая свою собственность.

— Спасибо.

Я прохожу мимо него и надеваю очки, прежде чем выйти на солнце, надеясь, что большие линзы скроют большую часть измученного лица.

Джон здесь. Он пожимает плечами, и я качаю головой.

— Я не поеду с тобой, Джон. — Я нажимаю на брелок своей Мини и начинаю пересекать парковку.

— Брось, девочка. Давай не будем начинать. — Его голос звучит низким гулом, хотя он умоляет меня.

— Джон, извини, но сегодня я сама поведу машину, — настаиваю самым твердым тоном, какой только могу выдать.

Это тяжело. Мне снова хочется заплакать. Джесси так зол на меня, но все равно послал Джона отвезти меня на работу. Как обычно, он просто ничего не может с собой поделать. Я останавливаюсь и разворачиваюсь лицом к большому дружелюбному гиганту. Он стоит у капота «Рейнджровера», умоляюще протягивая ко мне свои большие руки.

— С ним все в порядке? — спрашиваю я.

— Нет, девочка, он, мать его, обезумел. Что происходит?

— Ничего, — тихо говорю я, невероятно благодарная, что Джон не знает, почему Джесси сходит с ума. Наверное, ему слишком стыдно за меня, чтобы признаться в этом кому-либо, и он имеет на это полное право.

— Ничего? — усмехается он, но затем его пугающее лицо становится смертельно серьезным. — Это не имеет никакого отношения к тому датскому ублюдку?

— Нет. — Я качаю головой, думая, что Микаэль — еще одна причина, из-за чего Джесси может слететь с катушек.

— С тобой все в порядке? — Его очки по-прежнему на месте, но я знаю, что он смотрит на мой живот. Думает, что-то случилось с ребенком.

Я киваю, рука инстинктивно скользит по васильковому платью и опускается на живот.

— Все прекрасно, Джон.

— Ава, девочка, позволь мне отвезти тебя на работу, чтобы я мог вернуться в «Поместье» и, по крайней мере, сказать ему, что доставил тебя туда в целости и сохранности. — Он указывает на сверкающую груду черного металла.

Мне трудно отказать Джону. Он беспокоится о Джесси и обо мне тоже. При любых других обстоятельствах я бы уступила, но мне нужно разобраться с бывшим, и я не могу дождаться, когда разорву его в клочья.

— Прости, Джон.

Я запрыгиваю в машину и звоню Кейси, чтобы он открыл ворота. У меня нет ни кода от лифта, ни пульта для открывания ворот. Любой бы подумал, что он пытается держать меня в плену. Я оставляю явно раздраженного Джона на парковке «Луссо» и еду на работу.

***

Взгляд, которым я одариваю всех своих коллег, как только вхожу в офис, заставляет их осторожно опустить головы и вернуться к работе. Бессмысленная болтовня и притворное счастье — не то, чем я могу заниматься сегодня. Мне нужно сосредоточиться на том, чтобы как можно быстрее и тише пережить день. Общение с кем бы то ни было — это риск, на который я не могу пойти. Я могу взорваться, и тогда вся моя ярость будет растрачена впустую.

Я спокойно работаю, и единственное, что меня отвлекает, — мое разыгравшееся воображение, которое переключается с того, что сейчас делает Джесси, на то, что я собираюсь устроить Мэтту. Я прекрасно справляюсь, пока Патрик не присаживается на краешек моего нового стола. Я вижу его раньше, чем слышу, чего абсолютно никогда не случалось. Скрип, который я обычно получаю в качестве предупреждения, отсутствует, и это немного сбивает с толку. Мне очень нравился знакомый звук, садящегося на мой стол босса, даже если при этом я задерживала дыхание и молилась, чтобы дерево выдержало.

— Цветочек, введи меня в курс дела. Мы не разговаривали несколько дней. Моя вина, я