арест усилит впечатление моего памфлета. И потом, добрейший, вы забываете, что дело идет о заключении в тюрьму вашего незаконного зятя, и он заговорит, как бы ни были крепки тюремные замки. Поэтому бросьте ребяческие угрозы, подчинитесь добровольно предлагаемым условиям, и моя выгода будет ручательством за мое молчание.

— Не мудрено сойти с ума!

— Действительно, бедный князь, вы рассуждаете не с обычной ясностью. Но я прошу ответа отнюдь не сейчас. Завтра в два часа я приду к вам. Вы успокоитесь, проверите, каких бумаг недостает, обсудите свое положение и опять обретете характеризующие вас верность взгляда и быстроту решения. В особенности вы убедитесь в том, что я не совсем неловкий малый и не лишен дипломатический жилки… Ну-с?

В эту минуту в передней раздался сильный звонок. Князь побледнел, вскочил с места и проговорил почти в ужасе:

— Сюда идут!

— Я знаю кто это, — ответил спокойно Дюкормье.

XXXVI

Дюкормье направился к двери, но, подумав, вернулся к князю и сказал вполголоса:

— Я с пользой употреблю имеющиеся у меня средства. Вы знакомы с лицом, которое сейчас войдет. Но этот человек не знает о происшедшем, и в ваших интересах оставить его в неведении. Только в cny4at надобности он может засвидетельствовать, что видел вас здесь. Но г-н Сен-Жеран теряет терпение, — прибавил Анатоль, когда раздался второй звонок, и пошел к двери.

— Сен-Жеран! — воскликнул князь.

— Он самый. Итак, сударь, — прибавил Дюкормье повелительным, жестким тоном, — пятнадцать тысяч франков на секретные расходы и место старшего секретаря при Неаполитанском посольстве! Даю вам три дня. Вы знаете меня b подумайте.

Дюкормье открыл дверь Сеу-Жерану, который очень был удивлен, увидав князя. Дюкормье оставил заносчивый, иронический тон, поклонился де Морсену и сказал:

— До свидания, князь. Надеюсь, что важные вещи, о которых мы только что говорили, будут разрешены в благоприятном смысле для нас обоих.

— Князь, — сказал Сен-Жеран, — я не думал, что буду иметь честь встретить вас здесь.

Но де Морсен ничего не ответил. Силы его истощились, а голова кружилась от стольких волнений. Он поспешно поклонился Сен-Жерану и ушел.

Тогда Дюкормье спросил Сен-Жерана:

— Я не имею чести быть вам известным?

— Нет, мне кажется, я встречал вас в отеле де Морсен.

— Да, я личный секретарь князя…

— А могу узнать, милостивый государь, какая связь между присутствием здесь князя и анонимным письмом?

— В котором вас приглашают сегодня вечером по приложенному адресу, зная ваше участие ко всему, касающемуся м-ль Клеманс Дюваль?

— Да. И это анонимное письмо…

— Писал я.

— Но с какой целью?

— Я удовлетворю ваше любопытство во всех отношениях.

— Слушаю вас.

— Милостивый государь, вы очень знатный господин… ваш древний род теряется в глубине времен…

— Что это значит? Какая-нибудь шутка?

— Позвольте продолжать. Вы не только знатны, но вы страшно богаты.

— Ну-с, и что же из этого следует?

— А то, что между вами и мной бесконечное расстояние, потому что я только несчастный секретарь без копейки за душой.

— Милостивый государь, к чему здесь устанавливать различия общественных положений? Дело не в этом.

— Напротив, именно в этом и дело. Я это подчеркиваю и имею свою причину.

— Скоро ли кончатся загадки?

— Через минуту вы узнаете разгадку.

— Поторопитесь, милостивый государь.

— Вы в качестве знатного вельможи и большого богача возомнили жениться на м-ль Дюваль? Не правда ли?

— Довольно! Ни слова больше! — вскричал гневно Сен-Жеран.

— Очень сожалею, что не могу вас послушаться, — отвечал Анатоль с насмешливым равнодушием. — Но, пожалуйста, позвольте продолжать.

— Берегитесь, берегитесь, милостивый государь!

— Чего беречься? — смело спросил Анатоль.

Сен-Жеран, сдерживая жестокое волнение, сказал:

— Продолжайте.

— Я вполне понимаю, почему вы страстно влюбились в Клеманс Дюваль и пожелали на ней жениться. Это ангел и по душе, и по красоте. Но вот чего я не понимаю: как это вы после отказа м-ль Дюваль упорствовали в своем искательстве? Вы, без сомнения, ослеплены блеском своего звания и богатства и поэтому, кажется, смешали м-ль Дюваль с теми женщинами, которые продают душу за титул и деньги.

— Черт побери! — воскликнул Сен-Жеран, выведенный из терпения. — Вы, кажется, намерены дать мне урок?

— Да. И вот мораль из него: иногда полезно показать людям, кичащимся происхождением и богатством, как недостаточно этих преимуществ для победы над сердцами, и что там, где богатые и знатные господа встречают равнодушие или презрение, там часто имеют успех «ничтожества», как называют в известном обществе нас, бедняков, не имеющих ничего, кроме сердца, ума и любви, чтобы заслужить любовь.

— Черт возьми! Да это наглость!

— Потише, — вдруг заговорил Дюкормье шепотом, сильно сжимая руки Сен-Жерану. — Завтра я готов дать вам ка-кое хотите удовлетворение. Вы найдете меня у князя де Морсена, где я живу.

— Однако, милостивый государь…

— Тише! Раскаты вашего голоса могут дойти через соседнюю комнату до того помещения, где находится женщина, которую вы не захотите испугать своей бесполезной вспыльчивостью.

— Какая женщина?

— Та, которая скоро будет носить мое имя, раз здесь она одна и в этот час. Как видите, моя любовь внушает ей больше доверия, чем ваша, потому что Клеманс Дюваль отказала вам, богатому и знатному, чтоб быть моей без условии. Вы слышите: без условий!

При этих словах Дюкормье Сен-Жеран вздрогнул от изумления и сказал с невыразимым оттенком боли, ревности и гнева:

— М-ль Дюваль любит вас?

— Нежно.

— Она здесь одна… у вас?

— Да.

— Вы лжете!

— Одним оскорблением больше! Мы после сосчитаемся, — отвечал холодно Анатоль. — Но вы, конечно, хорошо понимаете, милостивый государь, что я пригласил вас сюда для того, чтобы доставить себе удовольствие дать вам уверенность, которая теперь раздирает вам сердце и приводит в отчаяние. От вас зависело принять приглашение, и вы его приняли: я знаю влюбленных. Вы отсюда выйдете раньше меня. Подождите в некотором расстоянии от двери. Бульвар ярко освещен, и вы увидите, не Клеманс ли Дюваль выйдет со мной под руку. Еще лучше проверьте так: подойдите к нам и расскажите моей милой Клеманс, что здесь произошло между нами. Я уверен, она одобрит данный вам мной урок и не отречется от своей любви ко мне. Она свободна и должна быть моей женой.

Удивление, гнев и, главным образом, отчаяние Сея-Жерана были так сильны, что он дал говорить Дюкормье и не прерывал его. Этот честный, благородный человек не мог только понять, почему незнакомый ему Дюкормье находил удовольствие мучить его, уничтожать своим торжеством, и поэтому спросил:

— Но что за причина вашей ненависти ко мне?

— Что за причина? И вы меня спрашиваете? — воскликнул Анатоль, пылая ненавистью и завистью.

Но слишком осторожный, чтобы потерять над собой власть,