казалось, что он видит сон.

Доктор обратился к жене и сказал тихо:

— Бедный Жозеф выздоровеет. Марию нетрудно вернуть.

— Я тоже думаю. Как ни ужасны грубости, вызванные несправедливой ревностью, но почти каждая женщина прощает их… Мне также есть кого предупредить и, быть может, избавить от большой беды.

— Понимаю, мой друг! Г-жа Бопертюи? Проект мести Анатоля?

— Я хочу открыть глаза Диане или предупредить ее, если еще есть время.

— Ну, г-н Фово, я вполне разделяю уверенность мужа, — обратилась Элоиза к Жозефу, — завтра для всех нас настанет хороший день: вы найдете счастье, которое считали потерянным, а мы будем радоваться вашему счастью.

Через несколько минут г-жа Бонакэ и доктор с Жозефом взяли извозчиков. Элоиза велела везти себя в отель де Морсен, а Жером оставил Жозефа перед зданием у Нового Моста и поехал на улицу Бак, на квартиру Фово. Когда-то кокетливо прибранный, хорошо обставленный и бойко торговавший парфюмерный магазин Фово теперь был запущен и казался необитаемым. На всем лежал толстый слой пыли, и дубовая касса уже не блестела лоском чистоты. У Бонакэ защемило сердце, когда он вошел туда, и ему вспомнилось, как здесь прежде все оживлялось радостным весельем молодой четы.

— Г-жа Фово у себя наверху? — спросил Жером у сидевшей за кассой служанки.

— Нет, сударь. Хозяйка ушла.

— Ведь вам известно, что я старый друг семьи?

— О, да, господин доктор.

— Ну-с, так проведите меня наверх. Я хочу убедиться, что г-жи Фово нет дома. Вам могли приказать никого не принимать, а я пришел по очень важному делу, и г-жа Фово придет в отчаяние, что не приняла меня.

— О г-н доктор, потрудитесь подняться и вы сами увидите, что хозяйки нет дома. Она мне приказала отвезти девочку к своей матери, где сама будет ночевать. Уж полчаса, как она уехала на извозчике и не захотела обедать.

Несмотря на уверения служанки, доктор поднялся наверх, но не нашел Марии и поехал к г-же Клермон, в Faubourg Saint-Martin. Не желая тревожить родителей Марии в случае, если она еще не у них, Бонакэ спросил у привратника, не приходила ли г-жа Фово вечером. Привратник ответил, что нет. Бонакэ решил заехать еще раз попозднее, а теперь отправился сказать Жозефу, что он может ночевать дома, так как Мария у родных.

Г-жа Бонакэ, в свою очередь, поехала в отель де Морсен, где она не была с памятного вечера. Не обращаясь к швейцару, она прямо прошла в комнаты Дианы. Когда лакей сказал, что герцогини нет дома, то Элоиза попросила вызвать главную горничную Дианы, м-ль Дезире, которая уже давно пользовалась полным доверием своей госпожи; Элоиза видала ее в то время, когда часто бывала у Морсенов.

Горничная скоро пришла и, по старой привычке, сказала г-же Бонакэ:

— Я не знала, что это маркиза спрашивает меня. Что вам угодно, сударыня? Герцогиня очень будет жалеть, что не могла принять вас.

— Я знаю, мадемуазель, вы очень преданы г-же де Бопертюи?

— О, что касается этого, сударыня!

— Ну, так скажите мне откровенно, дома г-жа Бопертюи или она только велела говорить, что ее нет дома? Мне немедленно надо передать ей об одной очень важной вещи. Так что, для пользы вашей госпожи, не скрывайте от меня правды.

— Я могу побожиться; герцогиня вышла недавно пешком и сказала мне, что вернется только поздно вечером, а обедать будет у графини де Сюрваль, где она часто обедает. Так что герцогиня позволила мне располагать вечером.

— Очень жаль, что она ушла так не вовремя. В таком случае передайте г-же де Бопертюи, что я умоляю ее ждать меня завтра утром.

— Слушаю, сударыня.

Г-жа Бонакэ хотела уйти, но горничная в смущении остановила ее словами:

— Я знаю, сударыня, как вы добры ко всем. Осмелюсь вас попросить…

— Говорите, мадемуазель.

— Может быть, сударыня, вы найдете мою просьбу нескромной…

— Посмотрим, в чем дело.

— Я прошу у вас протекции для моей молочной сестры. Я давно потеряла ее из виду после того, как ездила в дальнее путешествие с прежними господами. Но несколько дней тому назад встретила ее совершенно случайно. Она держит маленький парфюмерный и перчаточный магазин. Если вы пожелаете оказать ей свое покровительство и рекомендовать своим знакомым, то я буду очень счастлива. Я сегодня бы принесла ей эту хорошую новость, потому что думаю вос-пользоваться вечером и повидаться с ней.

— А где адрес вашей молочной сестры?

— Сударыня, как вы добры! Ее магазин на улице Бак.

— Это г-жа Фово? — спросила Элоиза, очень удивленная странным совпадением обстоятельств.

— Значит, сударыня, вы уже покупаете у нее?

— Да, я знаю г-жу Фово. Но скажите, мадемуазель, вы ее недавно видели?

— Уже несколько дней, сударыня. Мне нужны были перчатки; направляясь к нашему поставщику на улице Мира, я увидала перчаточный магазин на улице Бак и зашла туда. Вхожу, и кого же вижу? Марию Фово, мою молочную сестру. Представьте себе, сударыня, как мы были рады свидеться после стольких лет. Мария осталась доброй, как прежде, потому что не гордится передо мной, хотя я простая горничная, а она жена торговца. Я пообещала себе, не говоря ей, рекомендовать ее друзьям герцогини.

— Очень хорошая мысль, мадемуазель, и я вас хвалю. Не забудьте же попросить г-жу де Бопертюи подождать меня завтра утром.

Элоиза вернулась домой, обескураженная неудавшимся свиданием.

Приблизительно одновременно с вышеописанными сценами совершались и другие события.

Чтобы пояснить дальнейший рассказ, необходимо сказать, что несколько лет тому назад большая часть домов на улице Луны, в квартале Bonne-Nouvelle, имела по два совершенно отдельных входа: один на улицу, а другой на бульвар.

Приблизительно в тот час, когда Жером Бонакэ ездил к Марии, а его жена — к Диане де Бопертюи, князь де Морсен со своим верным Луазо, оба в длинных рединготах, с надвинутыми на глаза шляпами, стояли в тени одного дома на улице Луны, тогда как вся улица ярко освещалась газом и светом из соседней лавки.

— Луазо, я думаю об одной вещи, — сказал князь, — если дело удастся, то мне не мешает иметь доказательства; в случае надобности, я воспользуюсь ими, как оружием, чтобы продолжать по произволу то, чего могу достигнуть обманом.

— Понимаю, сударь. Но как их достать?

— Несомненно, она приедет на извозчике. Ты дашь кучеру луидор, поведешь его в кабачок, спросишь, в котором часу и где она села и как была одета; потом со слов кучера ты напишешь нечто вроде протокола и заставишь его подписаться, если он умеет писать, заметишь его номер и возьмешь адрес его хозяина. Понимаешь?

— Прекрасно, сударь. Таким образом, в