Пришлось вновь пытать.

— Раз это не знаешь, тогда скажи, что знаешь? О чём тебя спросить?

— Да о чём хошь. Коль знаю, отвечу. Коль чаго не знаю, тада уж звиняй, не скажу.

— Москва и Ленинград у нас есть. Так?

— А куды ж им деваться? Есть.

— А ещё какие города знаешь?

— Тулу знаю — оттудова я родом, — сразу же с готовностью ответил пытуемый. — Воронеж знаю, бывал проездом. Ярославль знаю. Можайск знаю, тоже приходилось бывать.

Он перечислял мне города и веси, и я, в общем-то, никаких различий со своим миром не видел. Просто слушал его, и шёл вперёд.

Зачем вообще мне это было надо? Так время скоротать. Место-то своё в телеге я уже отдал. А просто идти, было скучно. Вот и разговаривал, а заодно старался узнать правду. Интересно всё-таки: бывают параллельные реальности или нет?

Садовский, вероятно, перечислив все города, что знал, вновь почесал голову в задумчивости. Но ему на помощь пришёл лежащий в повозке Апраксин:

— Ещё Яхрома есть. Мурманск есть, Курск и Ржев.

— А ещё Хабаровск есть, — пришли на помощь раненый, что лежал на другом, противоположном краю телеги.

— И Рязань есть, — раздался негромкий бас с телеги, что двигалась перед нами.

В тот момент, когда с той же телеги просветили что у нас в СССР, есть ещё Свердловск, Казань и Астрахань, я понял, что игру в города нужно немедленно сворачивать.

— Всё, всё товарищи, всем спасибо! Игра закончена, — поднял я руки вверх и напомнил: — Не забываем про маскировку.

Красноармейцы расстроено замолчали, а я, понимая, что Апраксин имеет более широкий кругозор, спросил:

— Слушай, а как ты считаешь у нас над Землёй Лун сколько?

— Одна Луна, — удивился тот. — Или ты ещё какую видел? Так это комета может быть.

— Хорошо, тогда другой вопрос: Марс есть?

— Есть. И Венера есть. И Юпитер.

— Так значит у вас все, как и у нас?

— А как же⁈

— А дождь? Почему он идёт уже неделю, а то и больше? — решил я застать всех врасплох и поставить все точки над «i».

— Так бывает такое. Природу разве угадаешь? Иногда вообще пол лета дожди идут и тогда бедствия бывают.

— От чего? От сырости?

— Конечно. Урожай-то гниёт, и людям есть нече.

— Ладно. Всё с вами ясно. Получается наш мир, — вздохнул я, почувствовав, как с плеч упал груз тяжести.

Нет, по большому счёту мне было всё равно, наш мир или нет. Я сюда переместился и стал тут жить, а значит, мир этот в момент переселения разума отныне и навеки стал моим. Но всё же, в душе, весть о том, что этот мир не параллельный, а мой старый мир, вселяло радость. Не знаю почему. Радость и всё тут.

Апраксин же в ответ на мою фразу утвердительно закивал:

— Конечно, наш мир, Лёшка. Чей же ещё⁈ Войну с победой закончим, вернёмся домой и будем жить поживать, да добра наживать. Ох, ребята, как изменится наша жизнь.

— Как? — проявил любопытство Садовский.

— Кардинально, — неожиданно выдал умное слово простоватый Апраксин. — Уверяю вас, робяты, друзья мои, что жизнь будет у нас в сто разов луче, чем теперь.

— Да чем лучше-то? — не успокаивался Садовский.

— А всем! У нас. Как у победителей, будет еды вдоволь, у каждого по дому с хозяйством и коровой, а у тех, кто городской, по семикомнатной квартире, и ещё по автомобилю!

— Да иди ты, размечтался. Ты Роман Петрович ещё скажи, что по самолёту будет.

— Будет, — принял тот вызов. — А почему бы и нет? Всё будет. И самолёты тоже. Что тут в твоих самолётах такого прям этакого? Тоже техника, как и автомобиль. Только с крыльями. Ну да ничего, на машинах ездят, и на самолётах научимся. Ты только представь, выходишь ты значит поутру корову доить. Подоил «Зорьку», взял косу и в поле. Там, значить, покосил малёха-малёха, а потом бац и к своему самолёту, что на этом же поле стоит, да тебя ждёт-дожидается. Сел на него, полетал немного, а потом и обедать можно. А тебе жена крынку молока, да каравай с печи. Лепота!

— Во заливает! Во заливает! — заулыбался тяжело раненый боец, что лежал рядом.

— И ничего не заливаю, — отмахнулся Апраксин. — Говорю вам как есть: будут у нас самолёты, никуда не денемся. Полей под аэродромы у нас в стране видимо-невидимо. Взлетай и садись — не хочу. Вот сейчас, жили б мы, например, в этих краях, так аэродромов здесь понаделать можно было сколько хошь. Одни поля вокруг. Тем более, что и делать-то вообще на некоторых ничего не надо, они уже аэродромами числятся.

Услышав интересную информацию, решил перебить пространные размышления о будущем и поинтересоваться:

— О каком аэродроме ты говоришь?

— Так известно о каком, о том, что возля Мякитского.

— Микитского? Там, что, самый настоящий аэродром со взлётно-посадочной полосой?

— Ну да. Наш аэродром. Его прямо перед войной сделали. Сейчас там, конечно, наверное, немцы, но раньше наш был.

Сведения были более чем интересные. Оставалось прояснить только один небольшой нюанс.

— А ты откуда это знаешь?

— Так мы, считай, в тех местах оборону несколько дней держали. Вот я и зафиксировал ту обстановку, что была вокруг. А потом, когда с боями отступать от Новгорода стали, с этого аэродрома раненых на самолётах вывозили в тыл.

— Слушай, Роман Петрович, а скажи, пожалуйста, он далеко от Троекуровска?

— Да как сказать, относительно не далеко. Пожалуй, вёрст десять, может чуть больше. Точно тебе не скажу. Ты лучше у нашего лейтенанта госбезопасности поспрашай. Ему по должности,