понуро сидящих женщин и решил, что пришло время начать атаку. Длилась эта атака около минуты. И за это время, я уничтожил лишь десять противников. Остальные, как только увидели падающих товарищей, сами залегли и попрятались так, что попасть по ним не представлялось возможным.

Конечно, у меня в прицеле было достаточно других, более дальних целей, которые не были в курсе, что творится в первых рядах, но тратить на них ограниченный боезапас и время я не хотел и не мог.

Выследив из-за деревьев офицерскую фуражку с головой, отправил бедолагу в геенну огненную, а сам повернулся к медработникам.

— Ну, что, бойцы, отдохнули? Вы, давайте, с отдыхом не затягивайте. Помните, нам нужно отсюда бежать со всех ног, пока нас не захомутали.

Женщины удивлённо переглянулись. А затем начмед посмотрела в ту сторону, куда я вёл огонь, и удивленно спросила:

— Вы в кого, Забабашкин, палили? Вы сошли с ума? Там же никого нет.

Нужно сказать, этот вопрос меня натурально поставил в ступор:

«Ну, ничего себе, я тут бой веду. Можно сказать, героически прикрываю отход, а меня не то что не ценят, но и в сумасшествии обвиняют⁈»

Хотел было высказать своё «фи» старшему начсоставу в лице товарища Предигер, но тут осознал, что мои действия непонятны окружающим потому, что они просто не видят целей. И для них я просто неожиданно порылся в вещмешке, набрал в карманы патронов, после чего вскочил на дерево и ни с того ни с сего стал палить во все стороны.

Была бы сейчас чуть другая, менее напряжённая обстановка, я бы с удовольствием придумал бы какую-нибудь шутку по этому поводу. Прикололся бы над собой и над невольными свидетелями данной сцены. Но вот только не до шуток было сейчас.

Пришлось пояснить:

— По немцам я стрелял, барышни! — и, чтобы слова мои возымели более серьёзный эффект, добавил: — К нам приближается не менее двух сотен гитлеровцев. Вы, я надеюсь, за мой променад уже отдохнули? Тогда бегом марш!

— Они нас догонят и схватят? — поднялась Алёна.

— Если будем сидеть на месте и тормозить, то обязательно! А вот если будем хотя бы идти, то нет! Немцы не спешат лезть на рожон, и поэтому у нас есть прекрасный шанс удрать от них. Но, чтобы им воспользоваться, мы должны постоянно идти!

Моё заверение о том самом, призрачном шансе, подействовало на спутниц, и они, превозмогая усталость, поднялись и продолжили путь. Они мне поверили. А я, собственно, их и не обманывал. Я им сказал абсолютную правду. Ведь после того, как я уничтожил первый десяток наиболее ретивых, остальные спешить за своими усопшими камрадами не торопились. Судя по всему, некоторые из них слышали о русских снайперах, что обитают в окрестностях города. И сейчас, увидев гибель своих сослуживцев, они сообразили, что столкнулись именно с такой угрозой. Как ни странно для демонических сущностей, но им хотелось жить. Вот они и не спешили на тот свет, стараясь укрыться за деревьями, при этом не особо боясь гнева своих командиров, ведь формально приказ-то по взятию города они же уже выполнили.

«Город взят? Взят. Ну а то, что в лес успело убежать с десяток-другой красноармейцев, так это мелочи. Главное — приказ фюрера немецкой нации выполнен, а всё остальное не имеет значения».

И, в данный момент, это было нам на руку. Я не собирался вступать с немцами в бой. Сейчас мне нужно было спасти женщин и найти тех, кто эвакуировался из города раньше нас. А других и не было больше. Мы оказались последними, потому что те, кто шёл позади, погибли от немецких бомб и снарядов.

А мы шли! Не могли не идти! И шли. Шли. Шли…

Мокрые ветки хлестали нам по лицу. Капли дождя, попадая через ворот на спину, уже давно не вызывали неприятных чувств, ибо вся наша одежда была полностью мокрой. Ноги то и дело спотыкались о коряги. Но делать привал нам было нельзя.

Я не раз и не два оборачивался, после чего, сфокусировав зрение, всматривался в чащу леса, что оставалась позади. И каждый раз, к великому счастью, преследования не обнаруживал.

Слова: «Вперед и только вперёд!», стали нашим смыслом в этом этапе непредсказуемой жизни.

А ведь жизнь воистину непредсказуема. Сегодня ты строишь планы и полностью уверен в завтрашнем дне, но когда этот день настаёт, всё переворачивается вверх дном. Судьба делает кульбит, и вот все твои планы в одночасье рухнули, и ты остаешься один на один с новыми проблемами, о которых ещё вчера даже не думал.

Но вариантов нет, как бы то ни было, надо жить. Жить и стараться всё исправить, ведь игра под названием жизнь продолжается.

Вскоре начали наступать сумерки. В очередной раз, сфокусировав зрение, за спиной никого не обнаружил. А вот впереди, метрах в семистах от нас, сквозь просвет в деревьях, разглядел идущих людей, в которых без труда опознал красноармейцев. Остатки нашей дивизии колонной, в которой было несколько повозок, не спеша продвигались между деревьев.

Рядом с одной из телег, на которой сидел Селиванов и ещё несколько раненых, увидел идущего рядом Воронцова.

— Жив! — прошептал я обрадованно.

Мои слова, несмотря на идущий дождь, всё же долетели до ушей Алёны.

— Лёша, ты кого-то увидел?

— Да, впереди наши, — ответил я, показав рукой направление.

Женщины, не сумев рассмотреть колонну, конец которой был в пятистах метрах от нас, стали всматриваться и крутить головами. А я сложил ладони вместе и крикнул «совой».

Я надеялся, что чекист помнит наш условный знак, которым мы пользовались несколькими днями ранее при уничтожении диверсантов, обнаруженных в лесу.

Как по-другому себя обозначить, я пока не решил. Приближаться же без предупреждения к колонне, да ещё при этом что-то крича, было крайне опасно. Ведь такие мои действия не только бы демаскировали отряд, но и могли привести к очень печальным последствиям.

Сейчас все люди находятся буквально на взводе. Все злые, нервные и расстроенные. Это касается всех, в том числе бойцов, идущих как в