над этой аномалией. И действительно, странная это была погода. Как я голову не напрягал, а не смог вспомнить, ничего подобного тому, что происходило сейчас. На моей памяти никогда не было так, чтобы в середине августа, больше недели почти беспрерывно шёл дождь.

«Нет, конечно, оно всё в нашем мире может быть, но, тем не менее, странно, это — дождь утром, да дождь днём и вечером. И почти не переставая. Очень странно! Нет, разумеется, для нас, в общем, и для меня в частности, эта стихия оказалась фактически спасительной, не раз и не два сыграла на руку. И от бомбёжек самолётов спасала, и от танковых наступлений по полям, да и других опасностей. Но всё равно, это не умоляет того факта, что постоянно идущий дождь, для наших широт нормой не является».

И тут мне в голову пришла мысль, от которой я обомлел.

«А вообще, это точно мой мир? Может быть не мой вовсе, а чужеродный? Возможно это параллельная реальность? Быть может, я попал в мир, который лишь похож на мой, но моим не является⁈»

От таких пертурбаций в голове, я аж вскочил и, спрыгнув с телеги, застыл на месте прошептав:

— Ну нихрена себе⁈

— Ты что, Ляксей? — рядом остановился абориген Садовский, который уже стал мне не только помощником по снайперскому делу, но и адъютантом по все остальным делам. — Заболело где сильно? Идтить не могёшь?

Я посмотрел на него с удивлением и опаской. Вгляделся, стараясь, не подавая вида, найти различия между видом живущем на моей планете и на этой. Но сразу это сделать не удалось. Две руки, две ноги, пара глаз, один рот, один нос.

— Вроде всё как у людей, гм, — наших людей, — буркнул я.

А местный житель тем временем спросил ещё раз:

— Так что, болит где?

Я кашлянул и, помотав головой, ответил:

— Да нет, гм, Михаил. Всё нормально. Только вот… — Я внимательно ещё раз посмотрел на него и невзначай поинтересовался: — Слушай, Миша, тут революция была?

— Гм, тута? — на секунду задумался Садовский, а потом покачал головой. — Тута — нет.

— Офигеть можно!

Это было словно удар под дых. В мгновение ока у меня пересохло горло и стало тяжело дышать.

Мысли путались, а голова отказывалась принять очевидный факт, что я оказался в параллельной вселенной.

В мгновения ока всё вокруг сразу же стало казаться каким-то чужеродным. Проходя мимо берёзы, сорвал с ветки лист и стал его разглядывать. Был он хоть и зелёный, хоть и напоминал тот, что рос на моей Земле, но всё же, был не тот, виделась подделка.

«И в этом суррогате мне теперь придётся жить до скончания века. Очень странный мир — искусственный какой-то — не живой. И как это я сразу не почуял фальши. Вон, у них тут даже революции не было».

Последняя фраза выстроила логическую цепь, которая после анализа показалось мне совсем нелогичной.

Решил прояснить у аборигена.

— Михаил, я что-то не понял, ты говоришь: революции тут не было?

— Не было, — с готовностью ответил тот.

— Ты в этом уверен?

— Не то чтобы уверен, но вроде как бы и не было. Чего ей тут быть-то?

— А тогда откуда взялась Красная Армия, и вообще Советская власть? Ведь не будь революции, то сейчас бы царь правил. А если не царь, то какое-нибудь завалящее временное правительство, — заметил я, а потом негромко, скорее, для себя добавил: — Впрочем, подобному правительству всё равно пришлось бы свергать монархию через какую-нибудь революцию. Это логика. С ней не поспоришь. Ведь так?

Садовский сразу не ответил, а лишь пожал плечами. Вероятно, он не совсем понял к чему я клоню. А потому, на вторую часть моего спича отвечать не стал, ограничившись лишь ответом на первые вопросы.

— Тут не было революции. А вот в Петрограде, и в Первопрестольной, была.

«Первопрестольная это — столица?» — не сразу сообразил я и на всякий случай уточнил:

— Первопрестольная — это Москва?

— Она самая, — кивнул тот.

— Тьфу ты! — выругался я и сорвал ещё один лист берёзы. Вновь поизучал его и вскоре облегченно выдохнул, когда понял — наш, родной листик.

Теперь сразу же вроде бы всё было нормально и встало на свои места. Однако, помня, что в нашей жизни всё может быть, на всякий случай, ещё раз переспросить о временном правительстве:

— Так что, значит, временное правительство было свергнуто Советской властью, а Керенский сбежал? Или ему дали уйти?

Услышав мой вопрос, Садовский аж икнул. Он кашлянул, с опаской посмотрел по сторонам, покосился на раненых, а затем, кивнув на идущего впереди комитетчика, и прошептал:

— Ты это, Ляксей, не знаток я. Ты лучше у него спроси. Я знаю, что царь, вроде бы, помер. А что да как там с правительствами было, не мово ума дело.

— Ясненько-понятненько. Хорошо, — не стал опускать я руки, но в дальнейшем решил продолжить дознание уже не используя скользкие, и даже в какой-то мере опасно-провокационные для этого времени темы. — Тогда скажи: сколько материков на Земле?

На этот раз Садовский, икать не стал, а только крякнул от такого вопроса, который явно тоже поставил его в тупик. Он почесал себя под каской и вновь пожал плечами.

— Ну, ты, Лёшка, и вопросы задавать горазд. Откедова ж я знаю, коль у меня два класса образования?

Я продолжил настаивать:

— Так сколько?

Помощник чуть прищурился, цокнул языком и, сделав хитрую улыбку, невзначай выдал:

— Пожалуй, что материков этих, гм, не менее одного.

Ответ поразил своей хитроватостью, и я не преминул на это указать.

— Скользкий ты тип, красноармеец Садовский!

Тот воспринял мои слова за комплимент.

Улыбнулся, чуть выпрямился и буркнул:

—