Но консул и остальные американцы потеряли всякую надежду и впали в уныние. Они чувствовали, что главнокомандующий разыграл свою последнюю карту и проиграл. Не то, что Тит. Он энергично и быстро замахал флажками, а затем вытянул над сетью веревок вокруг корзины руку, в которой держал большую жестяную канистру, блестевшую в солнечных лучах.

Эффект от этого простого действия был изумителен. Явление парализовало руки тех, кто собирался перерезать веревку и вызвало ужас у группы на балконе. В толпе началась паника, и люди стали разбегаться в разные стороны. Крик ужаса вырвался из тысячи глоток. В шуме и сумятице можно было различить только одно слово:

- Динамит!

Жители Монако знали из рассказов самого Тита, каким ужасно сильнодействующим, даже в малых количествах, был этот агент разрушения. Теперь они чувствовали, что неизвестное количество ужасной, таинственной субстанции было подвешено, так сказать, на волоске над их головами и домами. Князь побледнел, предчувствуя, что сейчас может произойти.

- Он говорит, - завопил я во весь голос, - что если его условия не примут через три минуты и без дальнейших переговоров, он уронит банку и разнесет ваше княжество вдребезги.

Через две минуты мир был восстановлен.

IV

Война закончилась. Обеспеченный самыми убедительными гарантиями от правления Карла III, полководец-победитель позволил стянуть себя с небес. Все еще держа ужасную канистру в одной руке, другой он галантно помог своей пленнице выбраться из корзины воздушного шара и вывел ее на балкон дворца.

- Светлейшее Высочество, - сказал он, почтительно вручая принцессу Флорестину на попечение ее августейшего брата, - я сожалею, что военная необходимость заставила меня взять в плен Мадам Принцессу, которая сегодня рано утром была за границей с миссией милосердия.

Принц молча поклонился. Глаза принцессы были устремлены на пол.

- И, светлое высочество, -- продолжал Тит, -- умоляю вас поверить, что я не стал бы рисковать драгоценной жизнью столь возвышенной дамы, посадив ее рядом с опасно большим количеством динамита.

С этими словами он перебросил банку через балюстраду. Он, как пустая погремушка, упала на тротуар.

Эссе

Андрей Буровский

Памяти Андрея Балабухи

О мертвых - или хорошо, или правду.

Римская поговорка, у которой чаще всего обрезают вторую часть.

Смерть отняла у меня еще одного близкого человека: Андрея Дмитриевича Балабуху. До чего же я не люблю старую гадину с косой...

Не много было Андрею - меньше 75. Возраст смертный? Да... но живут и намного дольше. Он неправильно сделал, что умер. Умер во многом потому, что решил: его эпоха прошла, он больше не нужен на Земле.

Насчет эпохи - в какой-то степени верно. В начале XIX века, под грохот ротационных машин, началась эпоха литературоцентризма. Старая, но правдивая байка: когда грузчики в порту Нью-Йорка кричат матросам парохода, пришедшего из Лондона: "Ну и что случилось с крошкой Доррис"?! Телеграфа еще нет, и телефона тоже еще нет. А романы читают уже сотни тысяч людей. Продолжение романа Диккенса уже прочитали в Англии, пока не прочитали в Америке. Так что же случилось с Крошкой Доррис?!

Эпоха литературоцентризма закончилась при тихом гудении мониторов. Вранье, что стали меньше читать, что литература больше не нужна. Читают, и молодежь вовсю читает - только чаще не писателей, а блогеров. Издаются прекрасные книги - но уже тиражом не миллион, а тысяча экземпляров. Дорогие, как инкунабулы XVII столетия, и для того же контингента - для "элиты". Все остальные - пожалуйте в интернет, там дешево. Там писатели топами ходят.

Мы не раз обсуждали это с Андреем: нет, в обозримом будущем не будет тиражей популярных книг в десятки, в сотни тысяч экземпляров.

Когда меняются правила игры, к ним можно приспособиться. Андрей Балабуха относился к числу людей, которых хочется назвать "сверхспециализированными". Полностью на "своем" он был только в качестве писателя. Профессионального писателя.

Любившие его печально качают головой: Андрей очень хотел стать моряком. Он происходил из семьи, где старший сын всегда шел в морские офицеры. Балабуха гордился принадлежностью к старому дворянскому роду, традициями семьи. Многие считают трагедией, что он не стал морским офицером. Ведь хотел! Ведь пытался поступать в морское училище - и не прошел "по здоровью"!

Скажу больше - и сделайся он морским офицером - не долго бы Андрей Дмитриевич им оставался. Потому что на уровне чуть ли не физиологии, не мог он быть офицером - ни морским, ни вообще каким угодно. Он органически не умел подчиняться любому внешнему управлению. Не способен был стать частью никакого коллектива и никакой общественной машины.

Судьба была жестока к этому человеку - но не тем, что не пустила в офицеры. Жестока тем, что отлучила от моря - уже как частное лицо. Однажды, по великому "блату", удалось договориться о покупке яхты... "Всего" за 400 рублей! Балабуха собрал деньги, купил... Вот яхту довезли в грузовике до пирса, ее поднимает подъемный кран, чтобы опустить на воду... И обрывается стропа. Яхта ударилась об землю, раскололась... восстановлению не подлежит.

Море для Балабухи не состоялось, а он очень этого хотел.

Не случайно Андрей Дмитриевич нежно относился к Жюлю Верну. После Бритикова он был, наверное, самым большим "жюльверноведом" в России. Жюль Верн тоже был помешан на море. Но он имел свое судно и много ходил в нем по морям...А Балабуха был того лишен.

Мы не раз говорили о Жюле Верне с Андреем Дмитриевичем. И приходили к согласному выводу: если бы Жюль Верн и стал моряком - недолго бы им оставался. Потому что все равно начал бы писать и писать. Сначала - как моряк, все больше тратящий время на писание, все сильнее пренебрегающий службой. Потом "пришлось" бы со службы уйти - для нее просто не осталось бы в жизни места.

Точно так же Балабуха ушел и с должности инженера-проектировщика. Никто никогда не сказал, что он был скверным проектировщиком. Ему и карьера "светила". Он сам откровенно говорил, что останься в инженерном деле - был бы намного лучше обеспечен материально. Стань он моряком, тоже стал бы намного богаче... И тоже ушел бы из моряков - даже ценой нищеты. Он так и говорил:

- За независимость плачу нищетой.

Общее между Балабухой и Жюлем Верном в том, что оба они были писатели милостию Божьей. Сверхспециализированными людьми, которым хорошо было только в профессии литератора.

Первая и главная разница