На этот вопрос Любочка не находила ответа. Впрочем, она все-таки знает, что сказать самой себе. "Саша - непревзойденный талант. А талантам надо прощать их недостатки. Да-да, просто великодушно прощать, ничего не требуя взамен". Она вновь и вновь повторяла это в разговоре с самой собой. Жизнь рядом с таким человеком требует неустанной жертвенности. Тем более, что и Саша считает: в этом и только в этом основа подлинной любви".

Эти слова рефреном звучали в Любочкиной душе.

Она вновь вспоминала разговоры, предшествовавшие их свадьбе. Блок не раз говорил ей, что способность раствориться в любимом и есть главная добродетель совершенной личности. А она по-прежнему хочет соответствовать его представлениям о жизни. Ведь хочет же, разве не так? И разве не Блок всегда учил ее соучаствовать, сопереживать, сострадать?

Любочка только сейчас начинала понимать, сколь неоспоримым оказалось влияние Саши на нее. Оно было чуть ли не гипнотическим, подчинившим ее волю - целиком, без остатка. Так может ли Любочка сделать вид, будто всего этого более не существует? Значит, отныне наступает время проявить... нет, не слабость, но покорность - во имя все тех же возвышенных идеалов, живущих в сердце любимого человека. Так видел Саша смысл жизни каждого из них. "Вели, и я выдумаю скалу, чтобы броситься с нее в пропасть. Вели - и я убью первого и второго, и тысячного человека из толпы", - писал ей Блок.

Чувство покорности, возникшее в ее сознании внезапно, как спасительный якорь, успокоило Любочку. Да-да, сейчас значимо именно это. Женщина должна пребывать для своего мужчины на вторых ролях, жертвовать своими интересами, благодаря чему она становится для него надежной поддержкой. А что взамен? Взамен - возможность быть рядом с подлинной поэзией, глубокими чувствами, какие ей не даст, наверное, никто иной.

Через несколько дней, когда Любочка окончательно оправилась от внезапно нагрянувшей болезни, она поделилась своими мыслями с Блоком. Тот слушал внимательно, а потом, мягко положив свою большую ладонь на ее плечо, проговорил: "Какая же ты все-таки у меня прелесть. Как хорошо, что я не ошибся в тебе. Мы станем с тобой идеальными супругами, и все нам будут завидовать".

В ответ на это Любочка кивнула в знак согласия.

У нее еще теплилась надежда, что ее муж отступит от своего идеала, и они заживут нормальной жизнью, пусть чуть мещанской, прозаичной, но естественной, предполагавшей всю гумму мирских чувств. Но этого не случилось. Блок продолжал оставаться самим собой. Он писал Любочке романтические стихи, дарил ей небольшие букетики цветов, говорил нежные слова, но всякий раз с приближением ночи уходил к себе в кабинет и более не появлялся до утра.

Поначалу она пыталась изменить эту ситуацию, откровенно просила мужа остаться в ее комнате. Блок, однако, был неуступчив и не поддавался на ее женские хитрости. Они все меньше оставались один на один. Блок полагал, что так Любочке будет труднее воздействовать на него. Заходя в ее комнату, он даже теперь не проходил вовнутрь и вел все разговоры с Любочкой чуть ли не стоя у входной двери.

Со временем она привыкла к происходящему. Одна из ее многочисленных попыток все-таки совратить его однажды даже удалась, но и она не дала нужный ей результат. Да и Блок не ощутил от этого никакого отдохновения, скорее наоборот, почувствовал себя униженным.

А потом Любочка и сама отступила от своих плотских желаний. Блок по-прежнему притягивал ее к себе как личность, поэт, философ. Но как мужчина он вызывал в ней все большее равнодушие. Между супругами не было того, что называют земными отношениями. Их близость друг к другу если и была отмечена единением, то исключительно духовным.

Любые человеческие пристрастия специфичны. Однако в душах Саши и Любочки действительно витали странные чувства, совсем не похожие на привычные, многократно описанные в литературе. Как могли одновременно сочетаться в ней пиетет перед Блоком и его физическое отторжение, она объяснить не могла. Как мог Блок неустанно, едва ли не каждый день, признаваться своей Любочке в любви и бесконечно одаривать ее поцелуями, но при этом на глазах у других словно стыдился своих чувств и сторонился своей жены? Как все это соединялось в нем? Кто скажет...

Но было именно так, а не иначе.

Если Блок заболевал, Любочка не находила себе места. Она была готова сутками сидеть у его постели, поить молоком с медом и бесконечно замерять температуру. И он вел себя по отношению к ней точно так же. И если Любочка вдруг заявляла поутру, выйдя из своей комнаты в петербургской квартире, что страсть как соскучилась по картошке, Блок мчался на один из столичных рынков. Он потом мог собственноручно почистить эту картошку, зажарить на сковороде и торжественно внести на подносе в Любочкину комнату. Но стоило ситуации успокоиться, возвратиться на круги своя, как между супругами начиналась привычная отстраненность.

Временами возникало даже ощущение, будто существовали два Саши и две Любочки. Одна пара жила в мире и согласии, а вторая предпочитала беспрестанно враждовать. Оба, впрочем, знали, что реальность оказывалась совсем иной, когда никакой двойственности не было. Просто в сознании каждого существовало что-то трагическое, неподвластное какому-либо контролю с их стороны. И это трагическое бытовало своей жизнью, и ничего сделать с этим было невозможно.

V

...Она уже могла не прийти к вечеру домой. Блок терпеливо ее ждал, зажигая по всей квартире свечи и словно готовясь к чему-то сосем новому и необычному. Он догадывался, где она могла быть - то у поэта Георгия Чулкова, то у набиравшего известность в России Андрея Белого.

Впрочем, Любочка и сама не скрывала своих личных привязанностей. "Я же верна моей настоящей любви, как и ты? - как-то написала она Блоку, уехав на гастроли с театром Мейерхольда. - Курс взят определенный, так что дрейф в сторону не имеет значения, не правда ли, дорогой?".

Блок отвечал Любочке тем же, слоняясь в это время по петербургском борделям и отправляя своей жене стихи, где по-прежнему господствовал образ Прекрасной дамы.

"И веют древними поверьями

Ее упругие шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный

Смотрю на тонкую вуаль,

И вижу берег очарованный

И очарованную даль..."

Получая от Блока стихи, Любочка часто