Шрифт:
Закладка:
Любочка не то, чтобы не интересовалась происходившим, но смотрела на все эти приготовления чуть отрешенно и все больше молчала, не считая нужным перечить родне, а под конец приготовлений, сопровождаемых досужими разговорами, совсем устала. В душе она, конечно же, волновалась, и с каждым вечерним часом это беспокойство лишь нарастало, что можно было объяснить ничем иным, как приближавшимся торжеством. Но ее более тревожило не платье и не завтрашнее стояние в церкви со свечкой в руке, в ожидании того, когда, наконец, завершится церемония благословения на семейную жизнь. Нет, Любочку волновало совсем не это. Мысли ее занимал исключительно Сашенька, с которым она и готовилась обручиться.
Любочка воочию представляла, сколько пар глаз обратятся на них двоих в эти минуты, и от этого уже сейчас не находила себе места. Перед своим женихом она немного робела. Это чувство впервые посетило ее в момент их знакомства, а позже продолжало жить в ней, будоража ее и без того впечатлительную натуру. Любочка не знала, как преодолеть душевные сомнения, и от этого ей часто делалось не по себе.
Жених был высок, строен и, как ей казалось, необычайно красив на ее фоне. Несмотря на свое материальное благополучие, созданное в родительской семье, Любочка воспринимала себя на фоне Саши какой-то несуразной, нелепой даже. Ей казалось, что она совсем не вышла фигурой, да и лицом тоже. Ее лицо и в самом деле было не сказать, чтобы привлекательным: большое, округлое, с чересчур выступавшими и даже грубоватыми чертами, которые были сродни деревенским. Не то, что Сашино лицо - благородное, неподвижное, какое бывает обычно у людей аристократического рода, несущих в себе какую-то сокровенную, ни с кем не делимую тайну.
Любочке казалось, что в ее любимом Сашеньке живет куда больше добродетелей, чем бытует в ней. Они-то и привлекают к нему самых разных людей - всех этих молодых поэтов-символистов, кто без устали творят современное искусство и готовы чуть ли не до утра спорить о Шиллере, Бодлере и еще бог знает о ком. А у нее нет и толики тех достоинств, которые существуют в этом круге друзей-единомышленников. Не дал Господь ей, не снизошел до этого. Она куда хуже образована по части искусства, чем эти молодые люди. И о поэзии Любочка хотя и немало наслышана, но имеет о ней слишком общие понятия, чтобы на равных участвовать в общих разговорах.
Это ее не то чтобы сильно волновало, но заставляло держаться в тени, что не ускользало от внимания собравшихся. Они интересовались ее мнением, а, не получая ответов, начинали иронизировать по этому поводу - правда, ровно до того момента, пока в разговор не вмешивался Саша. Она была благодарна ему за поддержку, но жившие в ней сомнения от этого не разрешались.
Она боялась, что любимый рано или поздно разлюбит ее такую - нескладную и внешне, и в душе. Вместе с тем сейчас, накануне свадьбы, она гнала от себя эти мысли. То чувство, которого она ждала столько лет, наконец-то пришло к ней. И Любочка была неимоверно счастлива от этих ощущений. Ей совсем не хотелось строить каких-либо планов на будущее, она жила настоящим, и это сейчас пронизывало всю ее, подчиняло себе.
Любочка была дочерью Дмитрия Ивановича Менделеева, профессора Санкт-Петербургского университета, создателя всемирно известной системы химических элементов. А Саша был никто иной, как поэт Александр Блок. Отныне у них двоих начиналась новая неизведанная им доселе жизнь, и обоим казалось, что Всевышний дарует им то, что способны ощутить лишь немногие. Блок вообще плохо сопоставлял себя с остальными, а Любочка... Любочка просто чувствовала, что весь мир сейчас у ее ног и что такого состояния души не было еще ни у кого на свете.
II
О свадьбе между ними было решено без долгих разговоров спустя несколько месяцев после знакомства. Торжество запланировали на лето 1903 года. Вообще-то молодые знали друг друга еще с детства, но, как это часто бывает, в юности занялись своими делами, разъехались. А потом по воле случая вновь сошлись, чтобы уже быть вместе. Когда она спрашивала его, верно ли то, что они отныне никогда не расстанутся, он подходил к ней, ничего не говоря, и нежно целовал в губы.
Она отвечала ему тем же. А еще в моменты расставаний писала ему удивительно нежные письма.
"Ты пойми, что я люблю тебя по-прежнему, по-прежнему вся душа стремится к тебе, только к тебе. Да если бы это не было так, разве можно было бы выдержать это разрывание сердца...".
"...Когда ты пишешь, все чувствуется, что у тебя на душе, твои слова проникают и захватывают всю, талантливые, милые, дорогие слова. А... я не умею; вот если бы ты был тут, ты видел меня тихую, покорную и счастливую твоей любовью, я целовала бы твои руки, сидела бы у твоих ног...?"
И таких посланий от Любочки, адресованных Блоку, было множество.
А Блок называл ее Прекрасной дамой, вечной женой, таинственной девой - и все это через поэтические образы, которые создавал.
Он восхищался ее красотой, хотя, признаться, она совсем не отличалась особой привлекательностью. Позже это отметила и Анна Ахматова, писавшая о том, что Любочка выглядела "ужасной" со своей широкой и сутулой спиной, большими и непомерно толстыми руками, голосом, который приближался к басу. Да и характером Сашина избранница мало соответствовала "прекрасным дамам": "внутренне она была неприятная, недоброжелательная, точно сломанная чем-то".
Однако Блок словно не замечал всего этого. А может, со своей поэтической натурой и впрямь не придавал Любочкиному внешнему виду никакого значения.
В период их узнавания друг друга он был необычайно плодовит. Писал с неистовой жадностью, обуреваемой какой-то дьявольской силой любви, которую выплескивал на Любочку, подчинял ее себе, перемалывал ее душу - да так, что в ней создавалось ощущение чего-то демонического с его стороны.
Встречаясь с ней, он непременно декламировал свои стихи. Как важно ему было ощутить и увидеть ее восприятие услышанного! А Любочка и не скрывала от него своих чувств, просила еще его стихов, представляя себя в образах героинь, создаваемых Блоком. Он чуть сжимал губы, создавая впечатление какой-то нарочито нервной улыбки, и с удовольствием читал:
"Стана ее не коснулся рукою,
