Бургомистр немецкого Любека встречал перед входом в город со всеми лучшими людьми города своего барона и всё его прославленное войско. Город был празднично украшен по случаю приезда своего доблестного освободителя.

– Давайте без церемоний, Ганс. Мы русские воины – люди простые, и не любим лишних условностей. В вашу внутреннюю жизнь я лезть не собираюсь. И вообще по своему обету, данному ещё два года назад господнему совету Великого Новгорода, я не вправе, кроме военных, занимать ещё какие-либо властные господние посты. Полагаю так же, что это касается и вашего города. Поэтому, оставляя за собой титул барона вашего славного города, отказ от которого мог бы быть расценен графом земель Гольштейна Адольфом IV как личное оскорбление, объявляю отныне ваш город вольным. Сам же, на правах баронства буду давать вам только лишь одни советы, если вы, конечно, их испросите у меня. Все формальности вы можете обсудить с моим личным послом и проверенным в делах Строковым Путятой Селяновичем, ну и, разумеется, уладить их с самим графом Гольштейна. А мне лучше покажите, как там мои раненые и датчане себя чувствуют в оборудованном госпитале нашей Елизаветы, – и пошёл дальше в центральные ворота.

У городского главы Любека случился настоящий шок. Только что, вот так запросто и мимоходом его город фактически получил статус «вольного», а это были громадные перспективы, от которых у главы даже закружилась голова. Конечно, предстояли ещё переговоры с графом Адольфом IV и он, разумеется, сможет ещё «остричь шерсть» с горожан, но всё равно статус «вольного города» однозначно перевесит все предстоящие формальности и затраты!

– Запишите в городские аналлы эту дату, Фриц! – прошептал бургомистр старшему писарю, –22 августа отныне объявляется «Днём вольности Любека», и будет праздноваться теперь как праздник города!

Подготовка к плаванью заняла пять дней. Корабли были отремонтированы в доках Любека по самому высшему разряду. В трюмы были загружены вода, провиант и тонны прекрасного кованого железа, стекла и прочего товара.

На разделе доли с добычи и премиальных, отпущенных союзниками, по совету ушлого, не потерявшего от боевой травмы свой острый разум Путяты, Андрей выторговал у благосклонного к нему Адольфа возможность вывоза чистого металла в криницах, слитках и кованых полосах. Какой смысл было тащить тонны битой брони и оружия, всё равно непригодных для русского боя, когда можно было взять в десятки раз больший объём железа, и уже у себя изготовить всё то, что им было нужно. Средневековая Русь добывала своего железа очень мало, и в основном это была низкокачественная болотная руда – лимонит/бурый железняк, естественно отлагающийся в корневищах болотных растений. В Германии же в самой, в её Рудных горах на границах Саксонии с Богемией активно добывали и выплавляли высококачественную руду в больших количествах. Недалеко были приальпийские разработки. И особенно много руды и уже готового выплавленного железа завозили судами из близкой Скандинавии.

Так что, как говорится, было бы не грех воспользоваться относительно дешёвым сырьем, да и вывезти его к себе по морю.

На это же, а также на так нужное в поместье стекло, и различные инструменты была потрачена половина полученных от Ганзы премиальных в три тысячи марок. По своему номиналу эта счётно-весовая денежная единица Северо-Германских земель, весящая 234 грамма серебра, равнялась примерно новгородской серебряной гривне. Так что, возвращались домой корабли с набитыми трюмами. Подходить к Новгороду предполагалось по большой осенней воде, и проблем с проходом по Неве и Волхову не ожидалось.

В проливе Кадетринне русской флотилии не встретилось ни одно судно. Тут только недавно хорошо поработали ушкуи, и ладьи под командой Редяты Щукаря и датские корабли пока не рисковали заходить в эти неспокойные для них воды.

Обходя в вечерних сумерках с севера датский остров Борнхольм, и прижимаясь к южному краю Скандинавии, на отряд выскочили три патрульных судна датчан. Не разобрав, кто перед ними и не видя флагов принадлежности, они приблизились на двести метров и были встречены ливнем стрел и арбалетных болтов. Трюгви Карась только что подал по верёвке в «воронье гнездо» очередной тул со стрелами и теперь с восторгом наблюдал, как слаженно бил с высоты мачты из лука Ульф и русские мальчишки арбалетчики Пётр и Игнатка. Осознав ошибку и потеряв десятки убитыми и ранеными, датчане отвернули от русских и скрылись курсом на зюйд (юг), по направлению к Борнхольму.

– За подмогой поспешили, –проворчал старый шкипер Вальдемар Краузе, стоя на капитанском помосте головного когга возле своего старшего сына Михаэля.

– Любекские шкиперы говорили, что датчане там, у Рённе, много сил держат, чтобы центр Балтики контролировать. Как бы эти волки на нас всю свою стаю теперь не навели, –проворчал, качая головой, Михаэль, –Нам-то до Шведского Эланда ещё трое суток хода будет.

Двое суток плаванья прошли в напряжении. В отдалении, отскакивая назад или в стороны, как только за ними бросались в погоню ушкуи Редяты, держались два быстроходных судна датчан. Периодически от них поднимался к небу густой чёрный дым.

– Своих на нас наводят. Видать, скоро можно будет гостей ждать, – пробурчал Сотнику Варун, – Зря ты, Иванович, не дал нам с ними той ночью на абордаж сцепиться. Сейчас бы и не ждали погони.

– Хватит, наобордажничались уже! Бригада и так потеряла полторы сотни убитыми. Да вон ещё сотня в госпитальных каютах лежит, Лизка с Катькой и санитарами сутками от них не отходят, всё выхаживают! А тебе бы всё подраться, старый! – сурово глядя на Варуна, в сердцах бросил Сотник, – Мы свою миссию выполнили! Пойми! Всю! Полностью и даже с избытком! Теперь нужно всех вернуть домой живыми! Это наша главная задача сейчас, Фотич, понимаешь ли, нет? Мысли уже как командир, а не как простой воин-рубака! Ты же целый поручик, а ведёшь себя как десятник капрал, –укорял Андрей своего старого друга, –Ну, сколько бы мы ухлопали на этих трёх дозорных судах датчан? Сотню с небольшим. А своих, сколько бы на них положили на абордаже? –и он посмотрел на Варуна.

– Ну-у…Десятка три-четыре как «пить дать», дрались бы ведь, как проклятые, –кивнул, понимая расклад, разведчик.

– Во-от, а оно нам надо? У Щукаря и так на ушкуях команды поредели, пока он у Любекской бухте резался. Пришлось свою судовую рать да добровольцев к нему из немцев подсаживать. Так что, отходим без схваток, огрызаясь и только показывая зубы, но отходим, друг.

– Да я чё, я всё понимаю, –кивнул Варун, –Лишь бы эти сами нам дали уйти, –и кивнул за корму.

К концу третьего дня, когда вдали уже вырисовывались очертания Шведского Стенсхамна, с кормы показались далёкие паруса погони:

– Вижу много парусов! – тревожно вглядываясь в западную сторону, крикнул зоркий Карасик.