– Всем товсь! – раздался крик командира, –Огонь! –и с расстояния семи десятков метров (бригада уже второй год жила по удобной десятичной системе, откинув в сторону пяди, локти, плечи, вершки и шаги), по врубавшимся в пехоту латникам ударили в упор триста заряженных самострелов.

– Огонь без команды, по готовности! –рявкнул Сотник, накручивая зарядный рычаг своего речника, –Пятимся назад! Нам нужно набрать хотя бы ещё двадцать-тридцать метров!

И строй бригады, перезаряжая на ходу оружие, попятился назад, набирая такие нужные им сейчас метры.

А впереди, буквально в семидесяти метрах от них, шла сейчас ожесточённая кровавая сеча. Срезанный датский клин вошёл, как нагретый нож в масло, в эту толпу пока что ещё живых бойцов и в завалы из тел уже убитых и раненых. Всадники не разбирались, друг перед ним или же враг, протыкая копьями и рубя мечами всех подряд. Да и трудно было отличить в этой толпе окровавленных и обезумивших от долгого убийства людей, кого-либо из-под закрытых тяжёлых шлемов.

Три минуты всего потребовалось рыцарям, чтобы пройти сквозь порядки пехоты. Полторы тысячи самострельных болтов вылетели из самострелов бригады за это время, прореживая ряды латников.

– В пять рядов стройсь! Сомкнуть ряды! Курсантам бить самострелами из пятой шеренги!

Наконец, выйдя на простор поля, рыцари увидели впереди себя такую вожделённую добычу– вражеский стан с кучкой военачальников и тыловых крыс у их шатров и знамён. Казалось, протяни копьё, и наколешь на него графа или герцога. Между ними находился только плотный пехотный прямоугольник, ощетинившийся длинными пиками под Андреевским бело-синим знаменем и красной хоругвью. Русские! Достойная добыча! Те, о ком уже до каждого тут дошли всякие рассказы и небылицы. Ещё один рывок, и больше не о ком будет рассказывать! Рыцари рванули вперёд, и сотни коней вздыбились, заваливаясь с истошным ржанием, напоровшись на железные наконечники вбитых в землю сулиц, а в следующих за первыми рядами разрядили залпом арбалеты. Порыв конницы был опять сбит, и рыцари ввязались в очередной тягучий бой с хорошо подготовленной копейной пехотой.

– Раз два, раз два! – считал про себя Сотник, орудуя тяжёлой пятиметровой пикой.

Раз! И длинное, гранёное, шилообразное остриё пробило шейную кольчужную бармицу у рыцаря напротив, выйдя с другой её стороны.

Два! И он отдёрнул пику назад.

Раз! Удар пришёлся в центральную латную грудину другого всадника, и наконечник только проскрежетал по кованной броне.

Два! Отскок с уклоном назад, и меч пронёсся над головой, буквально чуть-чуть не задевая шлем.

Раз! Сотник пробил боковой доспех рыцаря, выбившегося вперёд и открывшего свою менее защищённую часть тела.

Два! И он добил гранёный наконечник в пробой брони, и дальше в податливое тело.

Три! Выдернуть красное острие из заваливающего на бок всадника!

– Командир, заходят сзади! – истошно выкрикнул заместитель Сотника Климент, уклоняясь от меча, налетающего на него рыцаря.

– Держись, Петрович! – откликнулся Андрей и отдал команду:

– Каре! Все в каре! Курсантов и раненых в центр!

И в этот момент при перестроении в единственно возможную в этом случае защитную формацию квадратом, где каждая его сторона была обращена к противнику лицом, а спиной в центр, к находящимся там стрелкам, откуда-то из-за спин передовых рыцарей вдруг вылетел намётом всадник с длинным копьём наперевес и с ходу пронзил им Климента. Его самого буквально выбило из седла сразу двумя самострельными болтами, но он своё уже сделал. И сейчас наруках у Сотника умирал его друг Климент, с кем он с мальчишек прошёл всё ратную школу воина. Выбился в командиры лучшей княжьей сотни Мстислава Удатного. Совершил десятки удачных и не очень походов. И кто спасал его, закрывая собой не раз от смерти. Сколько лет они делили все радости, опасности и невзгоды! И вот теперь на этой вот далёкой чужбине Андрей не смог его самого уберечь.

– Иди, Андрейка, иди к нашим, ты там нужен. А мне уже хорошо, мне уже совсем не больно. Как же там хорошо, Андрей, – он улыбнулся и закрыл навсегда глаза.

– ААА! –взревел, вскакивая Сотник!

– Русь!

– Русь! – откликнулось слитно каре!

– Раненых в центр! Горнист, сигнал «В атаку»! Барабанщики школы, громче ритм марша «Прощание Славянки»! Покажем европейцам, как могут умирать русские воины!

И над полем боя прозвучал сначала сигнал горна «В Атаку!», а затем три барабана и горн с трубой из внештатных школьных музыкантов грянули так полюбившийся всем марш. Русские готовились умирать!

Случилось непонятное, многочисленная и храбрая конница датчан топталась у ощетинившегося пиками русского каре и не могла заставить себя снова навалиться и затоптать его своей многотонной массой. Сотни тел их товарищей уже лежали у красных пик. А эти страшные русские улыбались такой странной и дерзкой улыбкой под эту их непривычную благородному уху музыку. Наверное, им просто нравилось умирать тут на поле боя?! Но рыцарям-то ведь хотелось жить! Какой смысл им пасть тут, как это случилось уже только что с их доброй половиной. Павшим-то теперь не нужно ничего, в отличие от пока что ещё живых!

– Я не верю своим глазам, мои славные рыцари пасуют перед какими-то варварами с востока! –воскликнул в сердцах Вальдемар. И вскинул вверх меч, –Раздавите их!

– Карл Петерсен, барон, это твой шанс смыть с себя пятно позора за Любек.

Бывший комендант крепости отдал салют мечом и ринулся в битву. Через три минуты его окровавленный конь проскакал мимо королевской свиты прочь, но уже без своего седока…

Путята Селянович бился как когда то давно в своей дружинной молодости в общем ратном строю, принимая очередного верхового латника на копьё. Чуть, чуть не хватило ему времени для уклона и пернач (боевая дубинка, булава) рыцаря, словно дубовым бревном оглушив, ударила вскользь по его островерхому шлему. Тут бы Селяновичу и конец! Затоптали бы на смерть богатыря тяжёлые кони. Но надрываясь от непосильной натуги, вытащили дядьку медведя на себе курсанты Оська с Игнаткой. Вот тебе и слабачки мальчишки!

– Наскок! Ещё наскок! – строй русских только теснее смыкался, заслоняя собой раненых, убитых и мальчишек курсантов с арбалетами.

Страшно! Зря говорят, что умирать не страшно, тем более в четырнадцать мальчишеских лет. Но страх можно и нужно уметь перебороть! Его нужно держать в руках! И Митяй ещё крепче сжал в руках арбалет, взводя на нём рычаг натяжения.

А губы, словно сами собой всё громче и громче шептали заученное ещё на втором курсе школы стихотворение «Русь» какого-то хорошего, как говорил батя, поэта Сергия Есенина:

«Потонула деревня в ухабинах,

Заслонили избенки леса…»

Щёлк! Самострел взведён на максимум!

«…Только видно на кочках и впадинах,