Шрифт:
Закладка:
Посмеиваясь про себя, я захожу в маленькую отдельную ванную и быстро привожу себя в порядок. Я не знаю, как Маркусу это удается. Только что мы говорили о нашей неминуемой смерти от рук мафиозной семьи Моретти, а в следующее мгновение Маркус заставляет меня кричать так чертовски громко, что мы наверняка подняли бы мертвых.
Он жестко кончил, и, черт возьми, я уверена, что кончила еще сильнее. Ничто не могло бы сделать это лучше… кроме Романа и Леви, присоединившихся к нашей вечеринке. Нам удалось побывать втроем только один раз на крыше высотного здания, но у меня были завязаны глаза. Вся та ночь была посвящена тому, чтобы я почувствовала удовольствие, но если бы мы поменялись ролями и все дело было в их удовольствии… черт. Бабочки порхают у меня в животе при одной мысли о том, что я могла бы с ними сделать. Просто услышать это мягкое рычание, срывающееся с губ Романа, и осознать, что все это из-за меня, было бы похоже на то, что все мои Рождественские Праздники наступили одновременно.
Услышав голоса за дверью, я быстро сосредотачиваюсь на том, что делаю, более чем осознавая, что меня отвлекает одна только мысль о том, чтобы раздвинуть ноги для этих коварных мужчин.
Голоса становятся громче по мере того, как они приближаются по коридору. Я их не узнаю, но от резкого шепота моя спина напрягается от беспокойства. Я быстро мою руки и подхожу к двери ванной, прижимаюсь к ней ухом, чтобы услышать мужчин, стоящих с противоположной стороны, явно не подозревающих о том, что я стою так близко.
— Мы нападем сегодня вечером, — говорит один из голосов, мрачный шепот заставляет меня нервничать. — Мы встретимся здесь после вечеринки и, наконец, положим конец этому дерьму.
— Это наш последний шанс, — говорит другой голос. — Если мы собираемся что-то предпринять, это должно произойти сейчас. Я хочу крови. Я больше не буду ждать.
О, черт.
Мое сердце бешено колотится, когда страх пульсирует во мне. Кем бы ни были эти люди, они планируют какое-то нападение после вечеринки, и что-то подсказывает мне, что их целью являются мальчики.
Я должна убираться отсюда. Я должна предупредить их, но более того, я должна выяснить, кто эти ублюдки.
Они разговаривают еще минуту, ничем не выдавая себя, и когда их голоса начинают отдаляться по коридору, я прерывисто выдыхаю. Если я подожду еще немного, они скроются за углом, и любой шанс выяснить, кто они такие — улетучится, но если я выйду отсюда сейчас, я рискую, что кто-нибудь из них меня увидит. И хотя никто так не опасен, как трое братьев ДеАнджелис, мужчины на этом балу могут быть такими же непредсказуемыми и подлыми. Если меня поймают, это может стоить мне жизни, но отказ от риска может означать их смерть.
Блядь.
Мои руки дрожат, когда я обхватываю пальцами ручку и медленно открываю дверь. Протискиваясь в пустой коридор, я выхожу оттуда, сохраняя спокойный темп, поскольку громкий стук моих каблуков по мрамору обязательно выдаст меня.
Я оглядываюсь через плечо и, наконец, нахожу их. Четверых оставшихся сыновей Виктора ДеАнджелиса.
У меня замирает сердце. Они все знают. Они знают, что это мы убили не только их отца, но и их брата Антонио, и теперь они хотят пустить нам кровь.
Дерьмо.
Они находятся в противоположном конце длинного коридора, и как раз в тот момент, когда они собираются свернуть за угол, один из братьев оглядывается назад по коридору, и его глаза сразу же встречаются с моими, расширяясь от осознания того, что я находилась в ванной и подслушивала их разговор.
— Эй, — окликает он, и его братья тут же оглядываются на то, что привлекло его внимание.
Он поворачивается ко мне лицом и тут же начинает идти обратно по коридору. Я ускоряю шаг, мое сердце колотится от страха.
— Эй, вернись сюда.
О, черт, черт, черт.
Я несусь, как гребаный футбольный защитник, мои каблуки стучат по твердому мрамору.
— Я просто хочу поговорить, — кричит парень мне вслед, его братья несутся за ним по коридору. — Она, блядь, услышала нас, — говорит он в ответ своим братьям.
Он быстро настигает меня, и я проклинаю себя за то, что надела платье. Когда, блядь, я усвою этот урок? С этого момента я ношу легинсы и кроссовки, куда бы я ни пошла, потому что, очевидно, провести хотя бы одну ночь без какого-либо дерьма невозможно.
— Блядь, блядь, блядь, блядь. — Скорость мои слов соответствует раздражающим ударам, исходящим от моих каблуков, и я заставляю себя двигаться быстрее, хватаясь за подол своего золотого платья и дергая его вверх. Зная свою удачу, я, вероятно, споткнусь о дорогой материал и уткнусь лицом прямо в пол, и хотя мой нос всегда был слегка искревлен, прямо сейчас у меня действительно нет времени на пластику носа.
Шаги этого человека вдвое шире моих, и к тому времени, как я достигаю входа в огромный бальный зал, этот ублюдок наступает мне на пятки.
Я врываюсь в толпу людей, мои глаза в панике бегают по залу, отчаянно ища три знакомых лица. Я не оглядываюсь, поскольку столкновение с кем-то может привести меня прямо в его смертоносные руки, поэтому вместо этого я скольжу и лавирую между скопившимися телами, игнорируя вздохи и кряхтение людей, которых я разозлила по пути.
Мой пристальный взгляд обводит комнату в третий раз, и как только я собираюсь сделать еще один шаг, отчаяние начинает брать надо мной верх. Твердая, как камень, рука протягивается и хватает меня за талию. Моя спина прижимается к твердой груди, и прежде, чем из меня может вырваться крик, губы Леви оказываются у моего уха.
— Что случилось? — он рычит, слишком хорошо зная, что только серьезная угроза может заставить меня так бежать.
Мой взгляд возвращается ко входу в большой зал, и сын Виктора смотрит на меня сузившимся, разъяренным взглядом. Я моргаю, и он исчезает, как будто я его там просто представила.
Роман встает рядом со мной, и я оглядываюсь как раз в тот момент, когда Маркус встает передо мной, и они втроем окружают меня.
— Я больше не буду тебя спрашивать, — выплевывает Леви, более чем способный почувствовать, как учащается мой пульс под его хваткой. — Что случилось?
— Сыновья Виктора, — говорю я
