Шрифт:
Закладка:
–Я домой…
–Погоди ты! Всё ещё дуешься? У меня для тебя потрясающая новость, только никуда не уходи, хорошо?
Я пожал плечами, аКит вскочил на ноги и, отбиваясь от слюнявых объятий Твари, побежал к машине. Он поднял с земли вытащенный отцом рюкзак, стал потрошить… Ждать не хотелось. Ну что он мне может показать? Наверняка какую-нибудь ерунду, диплом компьютерного кружка, самострел, глупости всё это. Мы последнее время живём в разных мирах, и яне про лагерь и город. Пару месяцев назад я бы, конечно, впечатлился и самострелом, и дипломом, и собственной Тварью. Сейчас же для меня всё на свете либо ерунда, либо угроза Ваське, как Тварь, например. И что бы там ни вытряхнул из рюкзака Кит, нам просто нечего обсуждать.
Тварь с любопытством смотрела вКитову сторону. Вот ей было интересно, что за кожаный такой: прибежал, потискал, теперь в рюкзаке копается, может, пожрать даст? Кит лихорадочно копался в рюкзаке, поглядывая на меня: не ушёл ли? И яушёл. Дёрнул поводок и побежал к подъезду: неинтересно мне, да и некогда… Васька дома один. Кит что-то кричал мне вслед, но я успел хлопнуть дверью подъезда и ничего не расслышал.
Мать встретила меня в прихожей. Судя по её виду, она встала, нет, вскочила секунду назад и побежала…
–Ты с собакой ходил?– У неё было заспанное лицо и совершенно ошалевшие глаза.– Кто же тогда в твоей комнате?
«Васька!»– кажется, вслух я этого не сказал. Сунул матери поводок и, не разуваясь, ворвался к себе. Васька, Васька там один, не знаю, что слышала мать, но что, если…
Комната казалась пустой, только окно распахнулось от ветра, должно быть, я плохо закрыл. Мать из прихожей ворчала про грязные лапы. А яполез этими грязными лапами на стул, чтобы снять Ваську со шкафа. Встал, протянул руку и только тогда увидел ее.
Ворона. Всего лишь ворона влетела в открытое окно и заинтересовалась крошечным блестящим камушком на Васькином лице. Очищать глину, перед тем как куклы лепить, вряд ли входило в привычки слепой ведьмы. Этот камушек уВаськи был на месте глаза, но только один.
Ворона сидела на шкафу в десяти сантиметрах от меня и не улетала. Угольный блестящий глазок с любопытством разглядывал мою физиономию над шкафом. Глянцевый острый клюв, с палец длиной и толщиной, аккуратно щипнул Ваську за живот и заинтересованно приоткрылся. Внутри ворочался короткий чёрный язык. Я смотрел в этот открытый клюв, как, наверное, смотрят в дуло пистолета: чернота, темень, смерть. Да ну, это всего лишь птица!
Я замахнулся и, как пощёчину, залепил вороне под зад ладонью. Ворона каркнула, что-то ударило меня в плечо, но я успел схватить свёрток сВаськой и сунуть под майку. За спиной скрипнула дверная ручка, это вошла мать, но мне хватило, чтобы споткнуться и рухнуть навзничь с табуретки. Я ещё летел, а по лицу хлопали чёрные крылья, меня снова кольнуло в плечо. Мать кричала: «Кыш!»– и размахивала собачьим поводком. Карабин больно стеганул меня по глазу, и наконец моя спина встретилась с полом. Я даже сгруппироваться успел, так медленно падал. Почти не ушибся. Лежал и смотрел, как ворона мечется по комнате, громко каркая, как мать, размахивая тем же поводком, выгоняет её в окно и как, радостно лая, скачет вокруг Тварь.
–Вы чего здесь?– Отец вошёл аккурат в тот момент, когда ворона всё-таки улетела. Мать с поводком он застал на подоконнике, Тварь – на столе у окна, а меня – лежащим посреди комнаты ботинками кверху.
Кит
Ворона долбанула меня в плечо, причём дважды. Я нашёл похожие царапины на Ваське, замазал и понадеялся, что это всё. В поликлинику мать меня, конечно, погнала, мол, надо сделать укол от столбняка… В общем, утро я провёл в очереди к врачу. А когда вернулся, меня уже поджидал Кит.
Он сидел на кухне, теребил за ухо Тварь, а всвободной руке держал кружку с чаем (судя по его страдальческой мине, кружка была не первая и даже не третья). В промежутках он отвечал на расспросы матери про лагерь. Она отчего-то решила, что это её болячки мне отдых испортили. А больницы моей как будто и не было. И теперь с сожалением слушала рассказ Кита о том, какой зануда Лёха и какая гадость эта столовская каша.
–Пришёл! Ну как ты?
–Жить буду. А этот че припёрся?– Я кивнул на Кита, но должного эффекта не последовало. Воспитанный человек сказал бы: «Могу и уйти»,– и ушёл бы восвояси, аКит только сделал загадочное лицо.
–Увидишь.– Покосился на мать и потеребил свой рюкзак, намекая, что там какая-то страшная тайна. Мать поняла. Сказала: «Ладно, секретничайте»,– и ушла к себе. Кит дождался, пока щёлкнет дверная ручка в её комнате, и достал из рюкзака пожёванную газету:
–На, болезный. И не говори потом, что ты не видел.
–Сам такой.– Хотя обижаться тут было не на что. Плечо мне, конечно, перевязали, но рука теперь плохо поднималась, да и двигалась с трудом. В общем, я возненавидел ворон после того случая.
Газета была не московская, судя по бумаге и незнакомым физиономиям на первой полосе. Кит ткнул пальцем в заметку и откинулся на стуле с видом триумфатора.
Это был некролог, и фотка женщины рядом показалась мне очень-очень знакомой. Я стал читать статью, уже догадавшись, о ком речь. Взгляд мой почему-то всё время соскальзывал в сторону на фотку, сколько я ни пытался сосредоточиться на чтении. Глаз мой выхватывал только отдельные фразы: «на девяносто шестом году жизни»; «ветеран войны»; «героиня труда»– что там обычно пишут, когда умирают старики. С фотки на меня смотрела Контуженая, без платка, закрывающего пол-лица, она совсем не была похожа на ведьму. У неё даже имя человеческое было – Мария Павловна.
–Чего притих, Котяра? Скорбишь?
–Думаю. Обычная бабулька, вроде. Не из Африки, даже не с юга. Вон написано, что она родилась вВологодской области. Откуда у неё это всё? Вуду…
–Так ты всё ещё веришь?!– Наверное, в этот момент я так взглянул на Кита, что он сам поверил. И выдал что-то правдоподобное:
–Так бабки любят всякую магию-хиромантию. Может, телика насмотрелась, может, в газете объявление прочла, а может, ей правда голоса в голове нашептали, контузию-то никто не опровергает!
–Она слепая была.
Кит пожал плечами:
–Какая теперь разница? Главное, всё кончилось. Выкинь свой кусок глины и вернись, наконец, к нормальной жизни. Я новую игрушку принёс…– Он повертел перед моим носом коробкой с диском.
Мне так захотелось ему поверить, что я уже оттянул ворот майки и полез за Васькой, чтобы широким жестом отдать куклу Твари. Чтобы убедиться. Чтоб раз – и всё: обрубить, не вспоминать, не задавать в пустоту глупых вопросов. Умерла так умерла.
Васька у меня в ладони будто похолодел, хотя в кухне была жарища. Я тоже почувствовал какой-то странный холодок внутри. Ком в горле, который не оставлял меня все эти недели, будто стал больше… Глупости! Надо покончить с этим одним махом: раз!..
Быстро, чтобы не передумать, я выдёрнул Ваську из-под майки и швырнул Твари. Она ловко поймала зубами и радостно закрутила башкой: добилась, чего хотела, сбылась мечта идиота! Так бы мои мечты сбывались…
