теряя своих друзей? А что я мог ответить Башне? Я и сам не знал, как буду жить. Мне было жаль прощаться с Тори, я любил свою подругу, но здесь мы все отдалялись – и, похоже, иначе быть попросту не могло.

По дороге в село – а я не сомневался в том, что отыщу его – Башня забросила меня еще в одно странное место. Я подумал, что неплохо бы приобрести подарок Тори – в благодарность за все, что нас когда-то связывало, с пожеланием самой прекрасной жизни, какую она только хочет. Но и такой, который не выглядел бы чем-то большим, чем просто знак внимания. Я заглядывал в разные залы, но в них была только одежда, как будто ничего другое жителей Башни не могло интересовать. Да, Тори все это любила, но сама для себя выбрала бы лучше; я ничего в этих вещах не понимал. Изредка я видел наборы для еды, или саму еду, или еще что-то с ней связанное, а еще чаще – всякую бессмыслицу, которой, на первый взгляд, не могло быть никакого применения. А если оно и было, то я не хотел вникать.

Но один зал все-таки привлек мое внимание: в идеально блестящие зеркала его хозяевам удалось как-то встроить настоящую картинку – странные белые хлопья, какие мне привиделись в Прекрасном душе. Но здесь, внутри зеркала, не было ни города, ни неба, ни земли. Хлопья появлялись под потолком и исчезали, касаясь пола. Над проемом раскачивалась, словно подвешенная в воздухе, полупрозрачная надпись:

U.G. Roza,

и ниже маленькими буквами:

Гроза Moroza.

Но внутри меня ждало разочарование: оказалось, и этот зал был посвящен одежде. Я собрался развернуться и уйти, как услышал голос:

– Прошу, пожалуйте нас вниманием!

Со мной говорила хозяйка зала, и оторвать взгляд от этой женщины было очень тяжело. Она улыбалась, глядя на меня: конечно, она вполне отдавала себе отчет в том, что красота – ее главное оружие.

Хозяйка была чем-то похожа на Ялту, но более молодую, и волосы ее были белые, а в них вплетены идеально узорчатые хлопья – такие же, как в том видении, вот теперь, – на зеркальной стене ее зала. Мне вдруг показалось, что я в глубоком сне, и каждое движение, каждое слово дается с трудом. А может, коктейли Хрусталки снова вспомнили обо мне?

– Что такое Угроза? – тихо спросил я.

– Угроза – это я, – улыбнулась хозяйка зала.

– А мороза?

Она расхохоталась, закинув голову.

– Если хотите, то мороза – тоже я. Можете вообще считать, что все здесь – я. Но на самом деле меня, конечно, зовут иначе: Аврора.

– Все равно не понял, – пробурчал я в ответ.

– Угроза, если хотите, – мое призвание, – расхохоталась она.

Одежда из этого зала меня поразила. Кажется, в том видении, где были маленькие люди, шар и небо, встречалось что-то похожее. Но представить, чтобы в реальном Севастополе человек надел на себя такое, было невозможно – его бы гарантированно ждала смерть от жары. Да и для Башни это было слишком.

На самой хозяйке зала была такая же одежда – толстая, объемная, укутывающая с головы до ног, отделанная густым мехом. Она выглядела очень красиво – и на Авроре, и вокруг (какое же здесь было богатство выбора!), – но не покидал вопрос: зачем это, для кого?

Я прошелся вдоль висевших в воздухе моделей, уже совсем не задаваясь вопросом, как и на чем они держатся, и спросил:

– А носят?

– Ну разумеется, – сказала Аврора приторным голоском.

– Но чтобы такую носить, должен быть холод, как… Как я не знаю где. Как в холодильнике!

Аврора щелкнула пальцами, и откуда-то сверху подул мощный поток воздуха, а на плечи и волосы женщины высыпалось что-то похожее на вату. Оно искрилось на ее щеках, ресницах, придавая ее красоте совсем уж фантастическую завершенность.

Я поглядел наверх и увидел огромную толстую трубу. Такие же трубы располагались над каждой моделью.

– Как вы это сделали? – удивился я.

Хозяйка зала расплылась в улыбке:

– У настоящей женщины все получается по щелчку пальцев.

Я заметил, как застывают кристаллики в ее волосах и принимаются сверкать, преломляя лучи света, – точь-в-точь как пятиконечники Ялты. Уж не родственницы ли?

– Вы, пришедшие оттуда, еще многого не знаете о нас – да и о самих себе. Носить можно много где – на тех же Ветреных вечеринках. Вы когда-нибудь слышали?

– Нет, – признался я.

Аврора пожала плечами.

– Многое теряете! Ветреные вечеринки – гордость уровня, сколько ламп полетело в лампоприемники из счастливых рук избранных, кому довелось побывать на В.В. – Она почему-то так и сказала: «В.В.».

– Если бы я не устал от тусовок, – сказал я, – возможно, все еще торчал бы в Севастополе.

– Да в Севастополе и ветра-то нет! Разве у моря слегка поддувает. Как вы можете знать, что значит быть по-настоящему ветреным? – Она закатила глаза и расплылась в улыбке, но довольно быстро спохватилась и продолжила как ни в чем не бывало: – Счастье – оно в самой одежде, а не в том, холодно ли тебе. Как там тебе на самом деле – от этого ни холодно ни горячо.

Я усмехнулся, но промолчал. Кажется, эта Аврора, сама того не зная, четко обозначила, что происходит на уровне. Она щелкала пальцами, и толстая труба втягивала в себя шубу и тут же выставляла взамен нее новую.

– Размеры, цвета, модификации – тысячи их! Все для вас.

– Для меня? Но я не…

– Знаю, вы наверняка заведете разговор о способе оплаты. – Аврора изобразила легкое недовольство, но вышло ненатурально. – Это единственное, что вас, мужчин, интересует.

– А вы, наверное, скажете, что я просто могу брать все, что мне здесь понравится?

– И вы опять не угадали, – улыбнулась она. – Чтобы позволить себе эту вещь, – она говорила со смешным придыханием слово «вещь», делая упор на «щ-щ-щ», растягивая его, – мужчина вроде вас не должен ходить ни в Супермассивные холлы, ни в Хрусталки, ни в какие зеркальные залы, кроме тех, где дают еду, и вообще – никуда не должен ходить. Терпение, отказ себе во всем – вот основная плата.

– И долго так терпеть? – удивился я.

– За период ожидания некоторые успевают сменить два возрастных статуса, а кто-то и стать пережившим. – Аврора помолчала, дав прочувствовать момент. – Не секрет, что многие втайне ждут, что браслет лопнет или прозвенит. Но если женщина видит, что ради нее что-то терпят, в ней пробуждается неслыханная страсть. Правда, от этого она становится еще леденее – замкнутый круг. – Она развела руками.

Я не понял