Шрифт:
Закладка:
Устав, я бережно отложил папки на пол рядом с собой, позаботившись, чтобы они не попали в воду: новые проблемы были ни к чему. Я понял, что давно не высыпался. Пока происходили все мои последние приключения, я бы успел внизу поработать на огороде, прополов грядки и посадив овощи, прокатиться на машине к пустырю, потупить у стен Башни, курнув сухого куста, и завалиться спать. А тут – столько уже без сна, и самое паршивое – никакой свободы действий! Если Башня принуждала меня к чему-то прежде, то делала это мягко. Теперь же начиналось что-то плохое, то, что меня совсем не радовало. Нужно было выбираться не только из Полпоза, но и с уровня – в этом уже не было сомнений.
– Что ж, расскажите нам. – Партенит сел на стул, поставив его напротив меня, вплотную к самой решетке. Его «блестящие», уже знакомые мне провожатые стояли не шевелясь позади него.
Я устало затараторил:
– В верховьях великой реки жил-был старый учитель. К нему приходили ученики с вопросами о жизни и всегда получали ответы, полные мудрости. И вот пришел один ученик и говорит: учитель, объясни мне, в чем отличие умного от дурака?
– Что ж, неплохо… – Толстяк кивал головой, изредка перебивая меня.
– Десять отличий успешного человека от неуспешного. Первое. Значит, как там… Одни не ставят задач, а другие ставят. То есть наоборот, конечно: одни ставят, другие нет.
Гурзуф с Форосом позади него улыбались белозубыми улыбками, качали головами и поглаживали свои палки. Вот и еще одна притча кончилась, я рассказал еще и еще… Я уже потерял счет притчам.
– Ладно, – сказал Партенит примирительно и протянул мне бумагу с ручкой. – Подпишите.
Я поставил свою закорючку как раз где-то возле «не ходи с кривым лицом». Решетка поднялась и спряталась в проеме потолка.
– Больше так не живите, – сурово сказал директор Полпоза. – И не думайте.
Я кивнул.
«Блестящие» проводили меня до лифта, и, когда мы уже прощались, Форос, поигрывая в руках красной палкой, вдруг спросил:
– Вопросы есть?
– Есть, – ответил я, стоя в кабине лифта. – Небо вашего уровня. Почему оно коричневого цвета? Оно что, ненастоящее?
Гурзуф с Форосом переглянулись, и я, дабы не испытывать судьбу, скорее нажал красно-черную кнопку, чтобы больше их не встретить в своей жизни.
Что бы ни случилось.
Бесстыдство
Оставшись в одиночестве, я чувствовал себя очень злым. Коктейли Хрусталки действовали странным образом, совсем не как те, что я пробовал в Супермассивном холле. Они то «накрывали» меня своими ураганными волнами, и я останавливался, чтобы прийти в себя и вновь начать видеть реальный мир, то исчезали, словно я и не пил ничего, никак не напоминали о себе. Я признавался сам себе, что с удовольствием хлебнул бы их еще, но было страшно попасть под их влияние, и я убеждал себя, что больше ни за что не стану повторять эксперимент.
Конечно, я вышел из лифта совсем не там, где меня затолкали в него «блестящие». Места вокруг подозрительно напоминали те, что были возле села – я объяснял эти метаморфозы гибкостью пространства Башни, к которому привык. Но вот найти ему разумное объяснение, конечно, не мог.
Была и еще одна особенность. При повторе пространства в знакомых декорациях обязательно появлялось что-то новое. Именно в тот раз я впервые увидел лампоприемник. Едва я свернул на проспект из коридора, как обнаружил большой металлический ящик. Он стоял в самом центре проспекта, недалеко от движущейся лестницы, и издалека напоминал все тот же Преображариум, но огромная светящаяся надпись выдавала его настоящее предназначение:
ПРИЕМ ТАРЫ.
Правда, этот ящик был во много раз больше Преображариума, и люди были вынуждены обходить его. Но нашелся и тот, кто пришел к самому ящику. Когда я понял, что происходит, я испугался даже подойти поближе, рассмотреть. Настолько страшным показалось таинство, которое я увидел, – таинство избавления от лампы. Плохо выглядящий человек со спутанными длинными волосами неуверенно вставлял лампу в отверстие – сначала не той стороной, потом долго не мог решиться, отходил, возвращался, разговаривал сам с собой. «Он намерен избавиться от своей миссии, – думал я. – И больше не возвращаться к ней. Он никогда не узнает, что могло его ждать наверху». Мне было жаль этого человека и страшно за него. Страшно, что он сам не понимал своего ужаса.
Я пережил здесь падение, мне было плохо, меня задерживали и преследовали – но мне еще не доводилось видеть зрелища страшнее. Аппарат, довольно урча, проглотил лампу и засиял всеми цветами. Человек не стал счастлив после того, что он сделал. Нельзя было сказать, что на его лице читалось отчаяние, но я не заметил и радости, облегчения. Он постоял, почесался и пошел дальше. Казалось, что при всех не слишком длительных сомнениях он совершил этот ритуал походя, в череде других дел. Избавился от лампы и пошел – теперь я знал, что здесь бывает и такое.
Сперва мне хотелось пройтись вслед за ним, посмотреть, как собирается жить человек, который только что сдал лампу, куда он пойдет, что будет делать. И я даже пошел, но меня отвлек вотзефак.
«Я хочу встретиться. В последний раз. Это ведь можно?»
Уже прочитав сообщение, я посмотрел, от кого оно. И, признаюсь, вздохнул с облегчением – это была не Фе: пусть уж лучше молчит, чем предлагает что-то в «последний» раз. А хотела встретиться, конечно, Евпатория.
«Почему в последний?»
«Знаю, что ты пойдешь дальше», – ответила девушка.
«Я еще сам не знаю, – ответил я честно. – У меня такое творится».
«И у меня творится, – написала она. Но я подозревал, что мы думали о чем-то разном. – Все-таки хочу встретиться».
«Но как? Здесь нет никаких ориентиров. Где?»
«Мы встретимся у тебя», – написала Тори.
«У меня? А как ты сможешь попасть ко мне?»
«Я за тобой следила, когда мы все расходились. Это неправда, что мы не могли идти вместе. Мы могли бы идти вместе и все равно нашли бы село».
«Да ты опасна!» – набрал я и присвистнул.
«Встреться со мной», – попросила Евпатория, и мне показалось, что я слышу ее голос.
Немного подумав, быстро набрал и отправил, не дав себе засомневаться: «Хорошо. Давай встретимся».
Она решила остаться, думал я. Что ж, пусть будет так – таков ее выбор. Евпатория была моей первой потерей – Башня забрала ее у меня, словно испытывая: как ты, Фи из Севастополя, будешь жить,
