Шрифт:
Закладка:
В 1884 году речной гиацинт экспонировался на большой выставке цветов в Новом Орлеане, где его увидела некая миссис Фуллер. Очарованная нежными голубыми и бледно-лиловыми цветками экзотического растения, эта дама посадила три экземпляра в пруду своего поместья возле города Сент-Огастина. Вскоре пруд стал похож на сказочную цветочную клумбу, и миссис Фуллер решила облагодетельствовать своих соседей. Она потихоньку бросила несколько полюбившихся ей растений в реку Сент-Джонс и стала терпеливо ждать…
Через десять лет миллионы акров рек и каналов во Флориде покрылись красивым прочным ковром голубых соцветий. К 1899 году судоходство по Миссисипи стало крайне затруднительным. Поскольку предпринятые властями меры по уничтожению речного гиацинта оказались малодейственными, на помощь призвали армию. Сотни солдат резали и вырывали коварное растение, но это не помогало. Тогда войска применили динамит. Но обрывки растений разносились течением, и речной гиацинт захватывал новые пространства быстрее, чем его уничтожали. Военные, с одобрения властей, решились на крайний шаг — в Миссисипи полетели тонны мышьяка! Воды реки несли в океан тысячи увядших голубых цветов вместе с мертвой рыбой, птицами и всевозможными животными. Но не прошло и года, как из мелких речушек, каналов и прудов гиацинт вновь попал в Миссисипи. Пароходные компании и рыбаки опять оказались втянутыми в борьбу с необычайно живучим растением, получившим прозвище «голубая чума».
После Второй мировой войны, в период увлечения химическими средствами борьбы с сорняками, их испробовали на речном гиацинте. Ради окончательной победы в схватке с «голубой чумой» власти даже примирились с отравлением местной флоры и фауны. Но стоило прекратить распыление гербицида, как через несколько месяцев поверхность рек и озер вновь покрылась голубым ковром… Не только Америка оказалась жертвой бразильского цветка — речной гиацинт появился и на австралийских водоемах, куда его завез неизвестный любитель экзотической флоры. Оттуда цветок перебрался в Индонезию и Индокитай. Попав в Западную Бенгалию, «голубая чума» захватила все побережье Бенгальского залива и быстро двинулась вверх по Гангу. «Путешественник» добрался до Китая, появился на Мадагаскаре… В Азии речной гиацинт превратился в сельскохозяйственную культуру. Китайцы и вьетнамцы стали специально разводить это растение и кормить им свиней. Плавучие голубые цветы пришлись по вкусу буйволам.
Речной гиацинт проник и в Африку. Впервые его заметили в реке Конго у Леопольдвиля. Вскоре «голубая чума» пышным цветом зацвела по всему Черному континенту. Причем в распространении бразильского гостя немалую роль сыграли подпольные торговцы экзотическими цветами, которые игнорировали официальный запрет на его разведение. Через пять лет после своего появления в Судане речной гиацинт изгнал с родных мест целые рыбачьи деревни. Суданцы первыми пожаловались на экспансию «голубой чумы» в ФАО — организацию ООН по вопросам продовольствия и сельского хозяйства. Проконсультировавшись со специалистами всего мира, эта организация провозгласила всеобщую кампанию по искоренению «голубой чумы».
По заданию ФАО индийский ученый Рао отправился в низовья Амазонки, чтобы изучить насекомых, «пасущихся» на речном гиацинте, в надежде найти путь к пресечению «голубой чумы». Увы, экспедиция не увенчалась успехом. Профессор Парижского музея естественной истории Портес указал на единственный способ — ждать. Борьба, уверял он, бесполезна — растение победит. Однако его «агрессия» не может продолжаться бесконечно — в конце концов наступит биологическое равновесие. Поэтому нужно просто набраться терпения. Профессор оказался прав! Прошло чуть более двадцати лет, и «голубая чума» во всем мире отступила. Кстати, тем, кто хочет полюбоваться на водяной гиацинт во всей красе, советуем поехать в Таиланд и покататься на лодке по Чао-Прая — крупной реке, протекающей через столицу страны Бангкок. Там эти растения в огромных количествах плавают по течению — правда, уже в порубленном виде…
Медовое дерево из Желудка дьявола
На северо-западе Камеруна, в осыпавшемся кратере потухшего вулкана, плещутся зелено-коричневые воды озера Ниос, прозванного жителями окрестных деревень Желудком дьявола. А как же его еще называть, если в дождливые осенние дни озеро вдруг делается кислым, ядовитым, обжигающим. Случайно попавшие в него домашние животные могут лишиться кожи.
Еще Ниос коптит рыбу. Если мясо искупавшихся в его водах и покрывшихся после этого язвами коров, овец, свиней для еды непригодно, а павшие животные не разлагаются под палящим солнцем по полгода и более, то всплывшая рыба становится золотистой и духовитой — настоящим деликатесом.
Но не только этими странностями примечательна вода кратера. Раза два-три за лето выкидывает озеро и прилегающие к нему земли фортели и похлеще, о которых британский ботаник доктор Чарлз Кромвик в 1911 году на страницах журнала «Дикая природа» рассказывал следующее: «Отправился я к озеру, наняв носильщиками двух сильных и покладистых аборигенов. Признаюсь, меня здорово подгоняло тщеславие — ни с кем из зачастивших сюда коллег не желал делить лелеемую славу, вполне вероятную, если найду то, о чем был наслышан. Передвигались мы верхом и, когда вдали замаячило мутное водное зеркало, увидели слева от тропы кибитки, шатры, низкорослых лошадок и долговязых смуглых людей. Я скверно изъясняюсь на здешнем наречии. Все-таки уловил в словах, обращенных к нам, предостережение: «Бойтесь воды, вода нынче плохая».
Носильщики встревоженно посмотрели на меня — ехать дальше или нет? Я принял решение продолжить путь. Но уже через 15 минут вялой рыси пожалел о том, что не внял совету. Беда нас настигла нешуточная. Сначала стало не хватать воздуха. Повернули назад. Воздух появился, но почти непригодный для дыхания, разряженный, тисками сжимающий легкие. Тут вдобавок земля задрожала, вздыбилась, разошлась глубокими и широкими трещинами. Нет, это не было землетрясением, потому что три непонятно как сформировавшихся земляных холма, сбрасывая с себя кустарник, тяжелые валуны, разбежались друг от друга в стороны, застыли и успокоились. Встревоженная земля выстреливала синей пылью. Во рту пересохло. Язык обжигало то кислым, то горьким.
Когда сознание прояснилось, и я обрел способность нормально мыслить, продолжили путь. Вот и знакомая давешняя стоянка. Ужас парализовал при виде ее. Все до единого смуглые мужчины были мертвы. Отчего, в чем причина трагедии, я понял сразу, как только моя лошадь переступила через некую незримую черту, отделяющую нас от мертвецов. За этой чертой для них, когда были живыми, определенно не нашлось воздуха.