— Альфонсо, — начинает Лукреция тихо, не вынеся напряжения. — Я… мне нужно кое о чем вас спросить.

Он молча на нее смотрит.

— Ночью я слышала ужасный шум. А утром послала за Элизабеттой, но не получила ответа. Что происходит?

— Уйдите, пожалуйста! — резко приказывает Альфонсо. На краткий безумный миг Лукреции кажется, что он выгоняет из комнаты ее. Конечно, это не так. Леонелло, камеристки и советники тотчас встают и спешат к двери.

И вот они с Альфонсо остаются наедине в красивой комнате, а на потолке богиня Аврора в золотой колеснице оттесняет мрачный сумрак ночи.

— В нашей жизни, — начинает Альфонсо ровным голосом, — время от времени будут происходить события, которые покажутся вам необъяснимыми. Не стоит в них вмешиваться. Борьбу с любой угрозой нашему положению и репутации предоставьте мне. Вас она не касается. Я просил вас не покидать покоев, однако же вы здесь. Произошедшее ночью…

Эту жуткую речь, от которой у Лукреции дрожат ноги, прерывает скрип двери из другого конца салона.

К ним шагает подмастерье Джакопо с беретом в руках. Покосившись на него, Альфонсо показывает на сундук.

— Вот он.

Джакопо обходит середину комнаты, где стоят Альфонсо с Лукрецией, достает из сумки кожаный шнур и обвязывает сундук.

— О некоторых делах… — продолжает Альфонсо, словно Джакопо нет в комнате. Ах да, он ведь считает подмастерье не только немым, но и глухим! — …вам лучше не знать. Прошу лишь об одном: чтобы компас вашей преданности, фигурально выражаясь, всегда показывал в нужном направлении. Вы моя жена. Едва ли стоит напоминать, что ваш первейший долг — передо мной. Не перед вашими придворными дамами, не перед моими сестрами или кем-либо еще. Я ваш супруг и защитник. Так позвольте вас защищать.

За его спиной Джакопо косится то на него, то на Лукрецию. Он поднимает сундук на плечо не спеша, осторожно, растягивая время. К двери юноша шагает медленно, и на один пугающий миг кажется, что он сейчас развернется и пойдет прямо к ним. К счастью, Джакопо передумывает, только покрепче берется за узел на сундуке. А ведь он несет ее платье и совсем скоро поставит его в мастерской, откинет крышку, вдохнет запертый в сундуке воздух ее покоев, будет касаться ткани рукой, поднимать, встряхивать, изучать взглядом, думать, какие смешать красители, чтобы передать цвета на портрете Бастианино. Будет воображать ее в этом платье, вспоминать, как оно облегало ее тело, складками ниспадало с ног; наклонится над ним, рассматривая; оно не покинет его мыслей днем и будет приходит во снах ночью.

— Уверен, — продолжает Альфонсо, — ваш отец поступает так же и ограждает вашу мать от тех сторон его правления, которые считает неподобающ…

— Напротив, — горячо возражает Лукреция, забыв, перед кем стоит, — отец делится с мамой всем. Он советуется с ней по многим вопросам, передает ей власть перед каждым отъездом, всегда спрашивает ее мнения и ценит ее советы…

— Прелестно, — сквозь зубы цедит Альфонсо. — Однако же ваш отец один человек, а я — совсем другой. А вы, дорогая, всего лишь дитя.

Из-за плеча мужа, закрывающего почти всю комнату, она видит у двери Джакопо. Юноша мешкает на пороге, уже потянувшись к засову.

— А потому прошу вас вернуться к себе, как было велено, и не выходить, пока я не позволю, — продолжает Альфонсо, поглаживая ее подбородок ногтем. — Вам ясно?

Она поспешно кивает. Джакопо толкает дверь, перешагивает через порог и, бросив на нее прощальный взгляд, уходит. Лукреция всей душой мечтает вырваться и побежать за подмастерьем. Свернуться бы в этом сундуке вместе с платьем, и пусть Джакопо унесет ее из castello через ворота, через разводной мост и — прочь отсюда!

— Да, — вместо этого отвечает она, разглядывая Альфонсо, его волосы, на которых еще видны следы от гребня, свежие царапины, будто бы от чьих-то ногтей. — Ясно.

Вернувшись в покои, Лукреция отпускает служанок, поплотнее закутывается в шаль и встает у окна, за которым видны часть рва, главный разводной мост и ряды улиц.

Зима явилась без предупреждения. Возможно, всему виной северный климат или промозглая сырость реки По, однако же времена года в Ферраре сменяют друг друга, как страницы в книге: в один день стоит лето, на следующий деревья сбрасывают листву, потом приходит мороз, и ледяные ветры проникают сквозь щели в стенах и окнах. Лукреции привычнее тосканский климат, когда тепло и свет угасают постепенно, медленно сменяются осенью, а зима смущенно подкрадывается следом.

Прислонившись лбом и пальцами к прохладному стеклу, Лукреция ждет. При каждом выдохе на стекле появляется скромное облачко тумана и пропадает на вдохе.

По мосту строем шагают стражники, три ряда по два человека, и за плечом у каждого меч. Они скрываются в переулке за площадью. Мужчина в черной накидке переходит мост и исчезает в сторожке привратника. Выбегают двое слуг с корзинами и расходятся в разные стороны.

И тут по разводному мосту стучат колеса: из ворот мчится телега, запряженная пегой лошадью; кучер привстает и хлещет лошадь кнутом, еще трое слуг бегут рядом. Телегу догоняют трое стражников со шляпами в руках; головы у них непокрытые, лица искажены страданием.

А в телеге виднеется… Лукреция вытягивает шею, встает на цыпочки. Да, в телеге длинный прямоугольный предмет, накрытый тканью.

Этого она и ожидала. Лукреция не совсем понимает, что именно произошло, что все это означает. Спешка слуг, их тревога, зловещий свист кнута, отчаянный бег стражников, которые до сих пор не отстают от телеги, пока та мчится по площади, заворачивает за угол и пропадает в узком проеме между зданиями.

Телега давно уехала, стражники прекратили погоню и повернули обратно в castello; один из них обнимает товарища за плечи. Лукреция всматривается в проем, не сводит с него глаз, будто телега вот-вот вернется, и кучер на ней будет совершенной спокойным, а груз — самым обыкновенным.

Она спорит с собой и собственными глазами. Они не видели ничего странного, это ошибка, показалось… Но сердце чует неладное. Предмет на телеге был длинный и узкий, прямоугольный. Как ящик или кровать. Или гроб.

Она долго не отходит от окна. Смотрит, как по пьяцце расхаживают люди: кто в одну сторону, кто в другую. Смотрит, как дети держат родителей за руку. Смотрит, как женщина несет на спине большой тюк, мужчина катит бочку босыми грязными ногами, девушка тянет собаку за поводок, а два ее брата несут охапки дров. Смотрит, как тускнеет небо, как на каменные здания ложится тень.

Она все еще у окна, когда телега возвращается. Теперь лошади лениво постукивают копытами по