Из толпы, наслаждавшейся прелестями вечернего Сингапура, выскользнул невысокий человек лет сорока в рубашке с закатанными рукавами и уселся напротив Иноки. Японец вместо приветствия пододвинул ему тарелку с лапшой, заправленной овощами и специями.

— Я звонил тебе весь день, но никто не снимал трубку.

— Я целый день в бегах.

— Поэтому я и заказал твою любимую лапшу. Хочешь что-нибудь выпить?

— Нет, слишком жарко. А мне еще работать.

— Из-за убийства Ба Ина?

— Конечно. Офицеров такого ранга в Сингапуре не так уж много. Военные вне себя. Поставили на ноги всю полицию.

— Есть какие-нибудь зацепки?

— Практически никаких. Корзина с цветами была набита пластиковой взрывчаткой, которую можно раздобыть — вместе со взрывателем — на «черном рынке» оружия в любой европейской стране.

— Изготовителя установить не удалось?

— Нет.

— Доставить оружие или взрывчатку в Сингапур — задача не из простых.

— Все можно, если знаешь, как работают наши таможенники.

— Ты думаешь, это сделал кто-то из своих? Соперник Ба Ина?

— Возможно. Это дело рук профессиональных террористов.

— Местных?

— Местных, но кто-то им, видимо, помогал.

— В таком случае круг подозреваемых, надо полагать, не так уж трудно определить. В вашем великолепно организованном государстве все на виду, и нелегальное существование невозможно.

Дин неуверенно согласился.

— Мы составили список всех, кто когда-либо участвовал в леворадикальной деятельности. Сейчас этот список проверяют. Но, думаю, что особенно надеяться не на что. В списке фигурируют те, кто вступил в конфликт с полицией во времена студенческих бунтов пятнадцать — двадцать лет назад. За эти годы вчерашние бунтари превратились в благонамеренных граждан.

— Но не все?

— Да, есть несколько человек, которые обвиняются в серьезных преступлениях. Они куда-то исчезли. Их имена отсутствуют в компьютерах. Они не значатся среди граждан Сингапура.

— Умерли? Уехали из страны?

— Именно это сейчас и выясняет наша бригада.

— Меня очень интересует ход расследования, поэтому, пожалуйста, не забывай информировать меня обо всем, что происходит. Если мы можем быть полезными тебе, дай знать.

— Хорошо.

Дин поднялся и исчез в толпе. Иноки расплатился и пошел к своей машине.

Дин достался ему в наследство. Предшественник Иноки познакомился с молодым сержантом полиции при самых ординарных обстоятельствах. У японского дипломата вытащили из автомобиля стереомагнитофон, и сержант Дин занимался этим делом. В отличие от других пострадавших, донимающих полицию жалобами, японец к потере магнитофона отнесся спокойно, с сержантом был дружелюбен, дважды угощал пивом в своей квартире, сам напросился к Дину домой, познакомился с его женой, тещей, двумя незамужними сестрами и тремя детьми. Зарплата сержанта никак не соответствовала потребностям большой семьи, и он дважды с охотой выполнил мелкие и абсолютно безобидные просьбы японского дипломата, который по странной прихоти всякий раз щедро вознаграждал его услуги.

Сержант Дин вскоре заметил, что без той суммы, которую ежемесячно передавал ему японец, он уже не может обходиться. Таким образом, сержант пришел к выводу о необходимости поддерживать дружеские отношения с японцем, который, уезжая домой, «передал» Дина своему преемнику Иноки. Каждый год сумма вознаграждения за услуги увеличивалась, что в целом соответствовало и служебному росту Дина.

Высотные здания в недавно отстроенных деловых кварталах изменили облик города, но некоторые памятники времен британского колониализма еще сохранились. Водитель светло-голубого такси (на бортах машины было написано крупными буквами по-английски «комфорт») с удовольствием продемонстрировал здание Высшего суда, театр Виктории, Мемориал-холл и клуб любителей крикета с ухоженной лужайкой. Несколько любителей этой игры размахивали клюшками. Патрик Стоукер посмотрел на них с удивлением: сам он в такой духоте не был способен на серьезные физические упражнения. Он отдувался, безостановочно вытирал шею и лоб носовым платком и старался не смотреть на потную шею водителя. Рядом с клубом любителей крикета Стоукер увидел статую сэра Стэмфорда Раффлса, основателя Сингапура. Похоже, сэр Раффлс, несмотря на все перемены, которые принес Сингапуру двадцатый век, и сегодня чувствовал бы себя здесь как дома.

Стоукер остановился в отеле «Президент Мерлин» на Китченер-роуд и подумал, что британские государственные деятели и военные попросту преследуют его.

Он занял не очень просторный номер на девятом этаже, где стояли две кровати и стол, распаковал чемодан и лег отдохнуть. Несмотря на духоту, он быстро уснул.

Ему приснился отец в разорванном летном комбинезоне и разбитым в кровь лицом. Таким Стоукер его никогда не видел. Лейтенант Мэтью Стоукер, который прожил слишком мало, чтобы окружающие стали именовать его Стоукером-старшим, всегда был аккуратен и чист. Даже когда его самолет потерпел аварию, домой он приехал в полном порядке — переоделся на аэродроме и заехал в аптеку, чтобы ему обработали ссадины и порезы.

Сон был коротким и тревожным. Патрик Стоукер проснулся от омерзительного ощущения, что пот заливает ему лицо. Умывшись, он не стал больше ложиться. Боялся, что сон будет продолжаться.

Патрик Стоукер всегда болезненно переживал минуты, когда приятели начинали говорить о своих отцах. Он не решался прерывать эти разговоры, чтобы не дать почувствовать собственную слабость, и с каким-то болезненным интересом слушал рассказы о совместных рыбалках, охоте, путешествиях под парусом, на худой конец о построенной прошлым летом новой беседке на отцовской ферме («все делали вдвоем, провозились целый месяц, но вышло на славу»), В студенческие годы Стоукера больше задевали небрежно сообщаемые подробности о деловых или служебных успехах отцов его приятелей. С годами эта внешняя сторона перестала его волновать, но рассказ о вечерней прогулке с отцом, с которым можно поделиться любыми заботами, действовал на него сильнее, чем сообщение о лишнем миллионе, заработанном чьим-то родителем.

Тоска по рано ушедшему из жизни отцу не покидала Патрика Стоукера, который уже сам готовился стать дедом. Смерть отца была главной потерей в жизни Стоукера, и тяжесть этой утраты с годами не уменьшилась. Стоукер часто думал об отце, он пытался представить себе, как бы сложились их отношения, если бы лейтенант Мэтью Стоукер остался жив.

Патрику исполнилось ровно десять лет, когда пилота-истребителя Стоукера отправили на Дальний Восток. Большая война еще не началась, и провожали его весело. Патрик гордился отцом. Во всей школе Патрик был единственным мальчиком, чей отец отправился куда-то на край земли, в глазах одноклассников он поднялся на недосягаемую высоту. Через год, уже после Пёрл-Харбора, была объявлена война и началась мобилизация, на Патрика Стоукера перестали обращать внимание, но в 1940-м он решительно был в центре внимания школы. Потому что у него был, без сомнения, героический отец.

В семье Стоукер вообще был культ отца. Когда лейтенант приезжал с аэродрома в новенькой форме, на собственном автомобиле в окружении не менее блестящих приятелей, все в