Определение своего местонахождения воодушевило меня. Я игнорировал дома и больше не тратил время на викингование. Я спал под звездами или дождевиком и приучил себя думать только о том, что ждало меня впереди. Наверное, так ведет себя солдат, готовящийся к войне. Он не хочет воевать, но приводит мысли в порядок, чтобы быть готовым к любому повороту событий. Каждое утро я тренировался стрельбе из лука, трижды стреляя полным колчаном стрел, потом завтракал и отправлялся в путь. В полдень и ночью я снова тренировался. Джип часто наблюдал за мной, словно не понимая, почему я охочусь на стволы деревьев и сколько раз мне еще придется попасть в них, чтобы убить хотя бы одно.

Я оттачивал разум, пытаясь вспомнить каждую секунду, проведенную с Брэндом, чтобы лучше понять его замыслы при встрече. Я репетировал возможные диалоги. А еще я наточил ножи.

Я пытался стать холодным, методичным и безучастным, как мой папа. Джип усложнял эту задачу, потому что он с радостью изучал новую территорию, исследовал землю и огромное множество запахов меняющегося ландшафта. Несмотря на то что у меня не было собачьего нюха, я чувствовал, что здесь пахло иначе. Наверное, Джип относился к изучению суши, как я к прослушиванию большой музыки на проигрывателе. Острова очень просты: море, соль, вереск, полевые цветы. Они похожи на звуки гитары, дудки или одиночной скрипки Брэнда. Суша со своим разнообразием растений, цветов и деревьев напоминала терьеру огромный оркестр. Tannhäuser через нос. Джип охотился со мной и спал рядом, согревая ночами. Его счастье было заразительным. Он приносил мне кроликов и крыс, а одним ранним утром погнался за зайцем на низком холме впереди нас. Когда через десять минут я поднялся на вершину, Джип стоял там — без зайца — на фоне восходящего солнца. Он принюхивался к легкому бризу и смотрел на то, чего, как утверждала карта, здесь не должно было быть.

Это было прибрежное болото, а позади, распространяя запах соли, виднелось само море. Оно оказалось гораздо ближе, чем говорила карта. Земля исчезала под водой, которая поднималась, так как в мире становилось все теплее. На Эрискее ты мог нырнуть и проплыть над старой затопленной пристанью. На Бернерее ты выходил в море и пришвартовывал лодку к дымоходам домов, которые когда-то стояли на побережье. Хотя мир по-прежнему большой, участки суши стали меньше, чем были в твое время. Равнинные земли на востоке, на границе с Северным морем, ушли под воду навсегда.

Это объясняло, почему на карте дом Брэнда находился слишком далеко по реке от устья. Теперь его логово скрывалось не так далеко от моря. Море пришло и нашло его. Это объясняло линии, которые я считал случайными набросками, «протекавшими» по суше. Теперь суша стала прибрежным болотом или морским дном. Я спешился, достал бинокль, установил его на низкой ветке дерева и изучил землю, лежавшую впереди. Деревья редели и уступали место земле, на которой сухие отмели и мысы переходили в болото. В некоторых местах болото было покрыто огромными участками камыша, похожими на плоские острова на воде, усыпанные болотными птицами. В других можно было узнать очертания огромных старых полей, которые теперь выдавали лишь старые зеленые ограждения, росшие на мелководье. Некоторые здания накренились и частично обрушились в воду. Казалось, они были удивлены тому, что пошли ко дну. Некоторые из гигантских электрических столбов пережили век бурь, но провода упали в воду и затерялись в волнах.

Крик чаек был далеким, но легко узнаваемым звуком, и меня охватила предательская волна ностальгии, смягчившая жесткость, которую я упорно тренировал. Я читал, что запахи в особенности вызывают воспоминания, но правильный звук тоже может извлечь многое из памяти. На мгновенье я переместился на Мингулей, в свою простую жизнь. А потом Джип залаял, и я вернулся в настоящее.

Он смотрел на меня, склонив голову. Словно я что-то упустил. Джип снова гавкнул и посмотрел вперед. Его ноздри расширились, когда он принюхивался к ветру.

Я достал карту и попытался понять по отметкам, что лежало впереди, но это было непросто, ведь я лишь примерно знал, где нахожусь. Я решил не торопиться. Мы стояли на возвышенности. Как только мы спустимся на берег, земля станет плоской, и мы не сможем разобраться в последних оставшихся ориентирах.

Низкое солнце подсветило заброшенный город. Я увидел вспышку и присмотрелся. Окна домов вдали тускло отражали свет сквозь ивы. Они находились так далеко, что я не мог разглядеть за ними реку. Но теперь, заметив дома и заросшие зеленью развалины, я медленно изучил их и увидел две вещи. Первой был ветряной генератор, который очень медленно вращался. Позади него возвышались вертикальные строения, слишком частые, чтобы быть деревьями. Сначала я решил, что это фонари без верхушек, но за ними тускло сверкала вода. Наверное, там была река. Фонари были мачтами: я смотрел на причал на берегу реки.

Я уже обдумывал, сколько времени понадобится, чтобы добраться туда, как вдруг заметил паруса на побережье.

Красные паруса.

Глава 30

Будь осторожнее, когда просишь…

Мое путешествие всегда напоминало азартную игру.

С тех пор, как я украл карту, небольшая частичка моего разума понимала, что я совершаю огромную ошибку. Линии, исходящие из одного места, на которое я смотрел сейчас, могли вовсе не оказаться домом Брэнда. Даже если я был прав, у меня не было гарантий, что он направлялся именно туда. Он мог отправиться в очередное многолетнее приключение в неизведанные уголки мира. Или линии на карте мог оставить другой, давно умерший моряк. Возможно, Брэнд нашел чужую карту.

Пока я передвигался по изломанному хребту материка, у меня было достаточно одиноких ночей и дней, чтобы подумать обо всех вероятностях. Я начал сомневаться в разумности своих ожиданий. После накопившейся усталости, слез и потерь — не только потери Джесс, с которой все началось, но и «Доброй надежды» и даже Джон Дарк, — я начал бояться, а не предвкушать момент встречи с Брэндом. У меня было достаточно причин подозревать, что удача покинула меня, но поскольку лодка моя сгорела, мне только и оставалось, что приложить все усилия и закончить начатое. После случая с закопанной цистерной я был уверен, что судьба ополчилась против меня. Но я продолжил путь — не из-за упрямства или смелости своих убеждений, а потому что я не знал, как еще осмыслить эти чудовищные потери, кроме того как поддаться