Глаза Джон Дарк были открыты, когда я повернулся к камину спиной. Они смотрели на меня. Я уставился на нее, а потом быстро накинул на себя одеяло. Когда я снова посмотрел на женщину, ее глаза были закрыты, и я не знаю, видела ли она что-нибудь.

На следующее утро Джон Дарк ничего не сказала. Впрочем, как и в последующие несколько дней. Она зависла между беспокойным нездоровым сном и пробуждением, которое было болезненным и унизительным. Я кормил ее пеш и бульоном из кабанятины. С помощью тарелок, чашек и мокрых тряпок, которыми я протирал ее и клеенку на одеяле под ней, мы справлялись с ее потребностью ходить в туалет. Я относился к этому спокойно, но Джон Дарк ненавидела это больше всего.

Меня радовало, что рана на ее носу заживала, и хотя оба глаза оставались желто-фиолетовыми и налитыми кровью, ее лицо выглядело вполне симметричным.

Мне казалось, я понимал ее молчание. Джон Дарк была похожа на раненого терьера. Она ушла в себя, чтобы исцелиться. Наутро в первый день я сходил за дровами, а когда вернулся, то увидел, что Джип запрыгнул на диван и прижался к ней, согревая своим теплом. Он посмотрел на меня.

Я сказал, что это бон.

Глава 28

Продолжение пути — в одиночку

В конце все сводится к моче и какашкам. Так папа говорил о старых и больных людях или о том, как ухаживать за ранеными. Он оказался прав.

Теперь, когда ситуация приняла такой неожиданный поворот, я все больше переживал, что Брэнд доберется до дома и снова уплывет до моего появления. Я злился, потому что терял время, ухаживая за Джон Дарк. Наверное, я мог в любой момент оставить ее и отправиться на поиски Брэнда, но женщина не могла встать с дивана и позаботиться о себе. Мое решение уйти означало бы для нее смерть в ее же испражнениях. Я не мог так поступить с ней.

Дни тянулись одинаково. Покормить Джон Дарк, помочь ей сходить в туалет, убрать за ней, если она сделала это во сне, снова и снова, день за днем. Ситуация осложнялась тем, что Джон Дарк либо не могла, либо не хотела говорить. Я переживал, что она ослепнет, потому что иногда она щурилась, а иногда смотрела широко распахнутыми глазами, но не реагировала на происходящее вокруг.

Джон Дарк не умерла, но, возможно, медленно умирала. Ей не становилось лучше. Пока она спала, я читал книги из библиотеки, но не получал от этого никакого удовольствия. Я знал, что должен был искать Брэнда и Джесс. У меня было слишком много свободного времени, и я начал сомневаться в успехе своего плана. Я снова и снова возвращался к рассуждениям и теперь не понимал, почему я был так уверен, что Норфолк был его домом. Каждый раз я все больше осознавал, каким глупым было решение отправиться в это безумное путешествие с такими слабыми подсказками. Я наказал себя погоней за иллюзией просто потому, что хотел действовать и не хотелось признавать утрату. Я повторял себе, что должен был остаться дома, помогать своей семье и радоваться тому, что у меня остался Джип.

Но я всегда приходил к одному и тому же выводу.

Брэнд украл мою собаку. У меня не было выбора. Он должен был понять, что я не смогу смириться. Это вопрос преданности. Даже если я никогда не найду Джесс, я должен был попытаться. Должен был сделать все возможное. Когда мысленные терзания отпускали меня, я понимал, что делал это, потому что иначе не смог бы жить.

Продолжая по привычке надеяться на лучшее, хотя это было маловероятно, я успокаивал свой разум, заняв делом руки. Это помогало больше, чем просто сидеть, читать и крутить в голове сомнения. Я сделал пару костылей для Джон Дарк. Вырыл яму для туалета возле двери, ведущей в сад. Сломал сиденье прочного деревянного стула с подлокотниками и установил его над ямой. Наполнил ведро древесной золой из камина и оставил его рядом.

Мне хотелось сделать кресло на колесах, но я не мог найти подходящие: спицы найденных колес были ржавыми, а резиновые шины рассыпались в руках. Я начал ревновать Джипа к Джон Дарк. Это было глупо и низко, но я ничего не мог поделать. Я начал коптить мясо в камине и позже развесил его на стенах. Собрал как можно больше мисок, кастрюль и бутылок, наполнил их водой и расставил вдоль стен комнаты.

Я не знаю, понимала ли Джон Дарк, что я делал. Она с безучастным лицом наблюдала за мной. Синяки выцвели и стали похожи на бледную радугу, ее кожа теперь всегда была серой, как ее волосы. В те дни я медленно тонул в отчаянии. Во многом потому, что я не знал, как сделать две вещи одновременно. Две вещи, которые исключали друг друга.

В конце концов Джон Дарк помогла мне.

Однажды я проснулся и увидел, что ее нет на диване. Лучи рассветного солнца были слабыми, камин остыл и давно погас. Я сел и огляделся. Костылей не было. Джипа тоже.

Джон Дарк сидела над ямой в саду и плакала. Наверное, из-за усилий, которые ей потребовалось приложить, чтобы выйти из дома, и от обиды, потому что один из костылей упал в траву, и она не могла поднять его. Она отвернулась, увидев меня. Я поднял костыль и молча протянул ей. Спустя некоторое время я понял, что она сидит неподвижно, потому что не хочет, чтобы я видел, как тяжело ей подниматься на ноги.

Я вернулся в комнату, но остановился у окна, чтобы наблюдать за ней. Джон Дарк неуклюже поднялась и резко облокотилась на дверь, переводя дыхание. Не опираться на сломанную ногу было тяжело. Она пыталась использовать мышцы, которыми не пользовалась много дней, возможно, даже недель. Я потерял счет времени, потому что растущее количество потраченных дней медленно сдавливало и душило меня.

Джон Дарк посмотрела на меня и кивнула. Я помог ей дойти до дивана. Она легла и заснула. После этого она не выздоровела, но стала более подвижной. Наверное, она знала, что что-то повредилось в ее голове, где-то внутри ее тела. Я видел, как она вздрагивала от боли и прикладывала руки к вискам до тех пор, пока боль не проходила. Это напомнило мне о папе, который хотел просверлить дыру в маминой голове, когда она разбила голову. Но из носа Джон Дарк не текло