Так он и продвигался на восток, прячась в разрушенных сараях, перебегая поля, переходя вброд мелкие, заросшие водорослями речушки, взбираясь на холмы, с головы до ног покрытый ссадинами от колючих веток. Джаннер не позволял себе думать о Саре Кобблер, о Нургабог, даже о собственной судьбе. Он думал только о сидящем в клетке Тинке. В том видении братишка был напуган, одинок и беспомощен. Джаннеру по-прежнему хотелось схватить Тинка за плечи и вколотить в него немного здравого смысла, но это можно сделать и потом, в безопасном месте.

Вскоре Джаннер начал замечать признаки присутствия береговиков. От маленького костра, неподалёку от кустов, где притаился мальчик, поднимался дымок. Джаннер полз по зарослям, пока не убедился, что всё спокойно; затем он двинулся дальше, надеясь, что и с другими кланами удастся разминуться так же легко.

Через пару часов после того как солнце начало клониться к закату, Джаннер остановился отдохнуть. Фляга с водой опустела. Прислонившись к увитым плющом камням старого пересохшего колодца, он съел последние семь орехов, которые нашёл в кармане, и, порывшись в обоих мешках, убедился, что припасам пришёл конец. Джаннер заглянул в колодец, как будто у него на глазах из земли могла выступить чистая вода.

В последний раз он сытно поел пять дней назад – если суп можно считать сытной едой, а съеденное в гробу яблоко, возможно, было самое вкусное в его жизни. Несмотря на жару, тревогу и неотступный голод, Джаннер улыбнулся, вспомнив, как взбесились Надзиратель и Мобрик – ведь, должно быть, впервые кто-то улизнул с фабрики. И тут же мальчик погрустнел, представив синие глаза Сары Кобблер, сияющие на перепачканном сажей лице.

Джаннер встал и вздохнул. Некогда рассиживаться тут и думать о еде и об оставшихся позади друзьях. Особенно теперь, когда Тинку грозит опасность.

Когда Подо вёл их от Восточной излучины к Дагтауну, путешествие заняло целый день. Однако по сравнению с Джаннером они еле-еле ползли. Даже несмотря на то, что теперь ему пришлось осторожно пробираться мимо пяти стоянок береговиков, он тем не менее двигался быстро. Джаннер не сомневался, что вскоре достигнет Восточной излучины, хотя он понятия не имел, что делать, когда окажется на месте. То, что он так удачно разминулся с береговиками, вселяло надежду. Если ты мал и одинок, в этом есть свои плюсы.

И минусы тоже.

Например, когда подул северный ветер, принеся с собой леденящий душу вой рогатой гончей, Джаннер страшно пожалел, что рядом нет могучего решительного Подо. Когда желудок стал жаловаться на голод, мальчик затосковал по уютному старому дому, где пахло маминым рагу, а когда над головой пролетела горлоласточка, уселась на ветку и запела, Джаннер подумал о Лили и о музыке, которая витала вокруг неё, как весенняя пыльца в солнечном луче.

Ему так не хотелось быть маленьким и одиноким.

В сумерках Джаннер поднялся на холм, с которого открывался вид на великую реку, сел на обомшелый валун, уперев подбородок в колени и ощущая последнее дыхание дня. Река здесь сужалась, её блестящую поверхность испещряли водовороты и мелкая рябь от незримых подводных течений. На другом берегу до самого горизонта, идя под уклон к югу, тянулся лес. Где-то там лежит дорога, которая вела на восток, к Глибвуду, и на запад, к Торборо. Вдоль берега, на котором сидел Джаннер, тоже тянулась дорога – та самая, по которой они шли все вместе, когда покинули Восточную излучину. На востоке темнел Глибвудский лес, древний и дикий, похожий на ненасытное чудовище, разинувшее пасть, чтобы проглотить великую реку Блап.

Он почти дошёл. Лагерь береговиков лежал там, где река, дорога и лес соединялись. Джаннер снова посмотрел на запад. Золотое сияние погасло. Глубокая синева потянулась с востока, чтобы заглушить солнце и пробудить звёзды.

Где-то неподалёку, если Нургабог сказала правду, сидит в клетке Тинк. Где-то севернее катит Чёрная Карета, приближаясь с каждой минутой, и над ней кружатся жестокие вороны. Джаннер представил её себе как тёмную тучу, ползущую на юг вдоль кромки леса.

Нужно освободить Тинка до приезда Кареты. Когда он доберётся до поселения береговиков, наступит ночь, и под покровом тьмы он снова порадуется, что мал и одинок.

Джаннер полз так тихо, так аккуратно переставляя руки и ноги, так медленно и осторожно дыша, что когда он случайно столкнулся нос к носу с кроликом, тот не убежал. Кролик несколько мгновений смотрел на него, шевеля усами, а потом неспешно поскакал прочь, как если бы встретил не мальчика, а своего сородича.

Справа, на расстоянии броска камня, возле пылающего костра он увидел береговиков. Они смеялись, плевали в огонь и ссорились из-за мяса, которое, шипя, жарилось на вертеле. Пустой желудок Джаннера требовал пищи, но мальчик не обращал на него внимания. Он искал клетку, в которой сидит Тинк.

Жалкие хижины и груды хвороста давали неплохое укрытие. Спустившись с холма, Джаннер услышал грубые голоса сидящих вокруг разбойников. Он снял мешки и затолкал их поглубже в заросли, решив, что они с Тинком подберут вещи на обратном пути. Без мешков можно было двигаться тише.

Лёжа в тени за одной из хижин, Джаннер увидел клетки. Они стояли на деревянном помосте в окружении высокой травы, в которой были вытоптаны тропинки. В этой траве вполне мог остаться незамеченным кто-то маленький и одинокий.

Именно там Джаннер и встретил кролика.

Он помедлил и прислушался – вдруг кто-нибудь из береговиков слоняется поблизости. Но Джаннер был у помоста один. Он тихо пересёк тропинку и замер в высокой траве, пересёк следующую – и снова замер. Клетки – четыре штуки – стояли всего в нескольких шагах от него.

Джаннер подполз к помосту. Нащупав в темноте одну из подпор, он нашёл рычаг, открывающий клетки, как и сказала Нургабог. Он потянул рычаг книзу – раздался щелчок. Джаннер затаил дыхание, молясь Создателю, чтобы береговики его не услышали.

Наконец мальчик встал и заглянул в клетку, заранее прижав палец к губам, чтобы тот, кто сидел внутри, не закричал.

Первая клетка была пуста. И Джаннера охватили сомнения: неужели Нургабог послала его выручать Тинка, чтобы он попался, как в силок? Джаннер заглянул в соседнюю клетку – та тоже пустовала. Чувствуя, как от досады и гнева горят щёки, он заглянул в третью – и поймал чей-то взгляд.

– Тинк! – прошептал он – громче, чем рассчитывал.

Тёмная фигура придвинулась ближе.

– Тинк? – повторил Джаннер, уже тише.

– Я не Тинк, – ответил голос. – Я Марали. Никакого Тинка знать не знаю.

– Я имею в виду Кальмара, – сказал Джаннер. –