в середине нар. Здесь же отводилось место не только для отдыха и приема пищи, но и для выполнения домашних работ: ставили ткацкий стан, женщины пряли нити, катали войлок. Мужчины занимались портняжным делом, плетением лаптей и т. д. Неподвижная лавка вдоль длинной стены служила для шитья и других отдельных женских работ. В дальнейшем во внутренней планировке дома появились полати (пулат) вместо традиционных нар (сэке). Вдоль стен стали ставить деревянные кровати и таким образом вся обстановка дома стала практически неотличимой от русской.

О сходстве татарского и русского жилища и внутреннего его убранства отмечал в самом конце XIX в. и писатель Н. А. Александров: «В Казани можно видеть татар на гуляньях, в театрах, где они идят большею частию в ложах с укрывающимися за них женами; можно встретить и на балах, в собраниях; но они не кутят, как русские купцы, и не раскошествуют как бары. Дома их такие же, как у русских; и первая приемная комната убрана по-русски; в ней мягкая мебель, цветы, зеркала, бронзовые стенные подсвечники; остальные же жилые помещения обставлены по-азиатски – там уже на низких диванах сидят, поджавши под себя ноги, татарки, и там повсюду ковры, пуховые подушки, кованные сундуки и стеклянные шкафчики с ярко раскрашенной фарфоровой посудой. Как кованный расписной сундук, так ровно и самовар и ярко раскрашенная фарфоровая посуда – это принадлежности всех татарских жилищ, даже и бедных. В деревнях вы также увидите цветную посуду и самовар, хвастливо выставленные на показ; и также женщин по их закону спрятанны от мужчин. В избе всегда из сеней две двери – одна на мужскую, другая на женскую половину; и женщины, когда входит мужчина в избу, прячутся за занавески, отделяющие мужскую половину от женской. В избах у них лавки, нары, на нарах пуховики, постели, подушки; на полах же кое-где циновки, на окнах бывают цветы, и окна всегда на двор, а большинстве случаев и сами избы стоят во дворах, обнесенных высокими заборами с калитками и воротами. Планировки в деревнях нет никакой, – строятся как попало, беспорядочно; и деревни их отличаются невозможной грязью, кривыми закоулками и множеством собак, бросающих стаями на проезжающих. В последнее время правительство стало заставлять их строиться ровно избами на улицу, но при этом татарин, согласно восточному обычаю, укрывает свое жилье так же, как женщину, насадивши перед окнами крыжовник и другие густые кусты. У татарина изба низенькая, но такая же, как русская, и разделена сенями на две части – на грязную избу, где он работает, и на чистую, где он живет. И там, и там грязи достаточно; он вообще живет грязнее русского, но у него все на показ – и самовар, и зеркало, и всегда выбеленная печь. Он считает себя выше русского, и, несмотря на то, что вот уже более трехсот лет живет с русскими бок о бок, тем не менее не принимает от него ничего и продолжает вести ту же свою прежнюю восточную жизнь со всеми ее особенностями[249].

Голландки и железные печи стали появляться в татарских домах лишь к концу XIX в., а до этого пич служил единственным источником тепла. Хлебопекарная печь имела важные для семьи функции: на лежанке (пижба) спали или дети, или старики. Внутри опечка хранили кухонный инвентарь, высушивали небольшие вещи. У татар-мишарей все еще сохранился обычай почитания очага. Невесту в доме жениха издревле первым делом подводили к печке и заставляли целовать ее. Прежде чем затопить печь в новом доме, на шестке печи резали петуха и выпускали кровь в очаг (пич ачу)[250].

В печь сбоку вмазывался котел, использовавшийся для приготовления пищи. По конструктивным особенностям и внешнему виду эти печи были схожими. Печи нередко сооружались русскими печниками-мастерами. Материалом служили камни, глина, саман, кирпич, дерево. Старинной и широко распространенной, вплоть до последней четверти XIX в. была глинобитная печь «по-черному». Она имела лучшие характеристики по теплоотдаче и долговечности – до 100 лет. В конце XIX – нач. XX в. стали применяться материалы из сырцового и слабообожженного кирпича, высушенного на солнце. Печи из каленого кирпича встречались лишь у состоятельных хозяев, но скоро они распространились повсеместно, вытеснив другие материалы. Внешний вид кирпичных печей был лучше и привлекательней. Но не всякий кирпич подходил для сооружения печей: красный строительный, изготавливаемый по другой технологии и другого вида глины, тем более белый селикатный, для печей не годились из-за низкой жаропрочности.

Кирпичные дома на территории Пензенской губернии встречались редко. Венцы сруба клали непосредственно на землю. С конца XIX в. под углы сруба начали ставить «стулья» из битового камня или осмоленного дерева, закапываемые в землю. Полы стали делать из досок, а под полом по-прежнему выкапывали яму для хранения картофеля и прочих бахчевых и овощей. Конструкция крыши, начиная со второй пол. XIX в., была стропильной – двускатной или шатровой. На стропила горизонтально нашивались слеги. При покрытии соломой на слеги клали еще «обрешетку» из хвороста.

Как выше указанно, в татарских селах, прежде всего, в лесных районах, стены домов были деревянными. Для сруба (бура) жилищ старались использовать сосну (нарат) или лиственницу (карагач). В лесостепных районах области, где ощущался дефицит строительного леса, применялось чернолесье: осина (усак) или липа (юке). Береза (каен) применялась редко как, впрочем, и дуб (имян). Дуб – ценный и редкий материал, ценившийся своей долговечностью. Он применялся часто для нижних венцов сруба и угловых столбов фундамента. Не без оснований считалось, что береза не любит сырости, и она применялась, как правило, широко для хозяйственных построек. У татар-мишарей до сегодняшнего дня существуют воззренья, что береза приносит семье несчастье, разорение. Ее называют хасрет агачы («дерево печали», «дерево горести»), и остерегаются сажать возле дома. Поэтому в татарских деревнях, в частности в Нижней Елюзани очень редко можно увидеть березу, растущую перед домом. Существует поверье, что на березах обитает злой дух аждаха. До прихода ислама в языческих верованиях к березе относились как к священному тотему, неприкасаемому дереву. Но у татар распространено сажать березу как дерево печали на могилах.

Белая береза

Под моим окном.

Принакрылась снегом,

Точно серебром.

Эти строки великого русского поэта С. Есенина знает каждый. А одно из самых красивых его стихотворений является «Не жалею, не зову, не плачу…», где Россию он называет страной «березового ситца». Случайно или нет, печальная судьба поэта общеизвестна, и не поэтому ли страной березового ситца могла стать только великая, могучая и несчастная наша страна?

Хранилища продуктов (келэт, амбар, кладовуй) располагались непосредственно в усадьбе