Шрифт:
Закладка:
Чтобы представить себе, каким человеком был Том Хорн (да и многие из его современников), нам надо ненадолго уделить внимание меняющейся картине этого края скотоводов. Его традиции глубоко укоренились в больших людях, которые его создавали, — большинство из них были техасцами, чьи корни уходили еще к временам рыцарства и сословности, предшествовавшим Гражданской войне с Югом. Их мгновенно реагирующее чувство личного достоинства произрастало из их привычки вести переговоры с летальным исходом. На произнесенное оскорбление или физическое посягательство можно было ответить только револьвером. И при этом у них было удивительное и щедрое чувство ответственности по отношению к тем, кто оказался менее удачливым и энергичным. Человеку, чья семья нуждалась в мясе, с радостью предоставляли возможность зарезать одного или пару кастрированных бычков. Другие, которые не выносили вида резни крупного рогатого скота, были склонны отплачивать своей жизнью. Ни одного путника не прогоняли от раскинувшихся резиденций прежних скотоводческих королей, этих придирчивых и несдержанных людей, хотя им приходилось жить рядом со сверхчестолюбивыми соседями.
Таковы были люди, таковы были традиции, таков был путь, в 70-х и 80-х гг. гнавший их на север, чтобы обосноваться в Оклахоме, Вайоминге, Колорадо, Монтане, в Дакотах и в других местах, которые предлагали пастбища для больших стад. Это были игроки и бойцы — против метели и засухи, которые были столь же непредсказуемы, как и их собственный темперамент, и более экономически разрушительны, чем набеги шайеннов, апачей и сиу. Ледяная белая зима помечала весною горные цепи точками дорогостоящих скелетов скота; иссушающее лето могло быть и еще более ужасным, поскольку уменьшалось количество корма, и невозможно было запастись летом сеном на зиму.
Были и другие непредсказуемые проблемы, с которыми приходилось сражаться. Такие болезни, как техасская лихорадка: бедные телята гибли без видимой причины; к тому же скот терялся при перегонах из-за панического бегства и тонул при переправах через разлившиеся реки; сюда же надо добавить и угон скота. И всегда скакала цена на скот, рассчитывавшаяся на голову на пастбище или — определяющий фактор — в центнерах[78] на рынках Чикаго и Канзас-Сити. В 1883 г. один техасский фермер не взял на себя заботу расстаться со своим стадом по цене 25 долларов за голову; несколько лет спустя он умолял покупателя забрать его скот за 6 долларов, включая телят, в ближайшем порту погрузки.
В начале восьмидесятых цены стали взбираться вверх, и скотовод — как он считал — жил припеваючи. За голову скота на пастбище давали 30 долларов; откармливаемый на убой скот шел за неслыханную цену от 40 до 50 долларов. Деньги, впечатляющие и быстрые, стали поступать в большом количестве. Это был настоящий бум, чудесный сверкающий позолоченный пузырь, привлекавший перекупщиков, биржевых дельцов, промоутеров, частных инвесторов и мошенников из финансовой аристократии. Акционерные общества и иностранные синдикаты скупали огромные участки земли и множество голов скота. Prairie Land & Cattle Company, хозяева которой находились преимущественно в Англии, управляла тремя большими ранчо общей площадью более 8 тысяч квадратных миль в различных штатах и территориях, где были пастбища, у нее имелось почти 140 тысяч голов скота и капиталовложений почти на 5 миллионов долларов. Компании Swan Land & Cattle, Matador и знаменитая XIT тоже были огромными корпорациями.
Было много и других синдикатов, некоторые из них существовали главным образом на бумаге, а другие управлялись людьми, не имевшими представления о скотоводстве, а посему они вели дело с чудовищными убытками. Обещания дивидендов в 40 и 50 процентов приносили новые деньги от наивных, не от мира сего, инвесторов. Формула была простая: чем больше скота, тем больше прибыль. Нагони быков и коров как можно больше на пастбище — а они как-нибудь сами проживут. Но мясной скот нуждается в хороших пастбищах, а их должно быть много. Коровы и бычки не могут нагулять мясо на пастбище, где трава уже съедена. Костлявые и слабые от недоедания стада претерпевали страдания, и все, чего еще недоставало, — так это суровой зимы 1884/85 г. — и весь край был усеян коровьими скелетами. Уильям Мак-Леод и Уилл С. Барнс в книге «Скот» рассказывают об одном хозяине ранчо на реке Бразос, который губительно для себя согнал на пастбище в 100 тысяч акров около 25 тысяч голов скота, а потом во время весеннего пересчета у него оказалось всего лишь 10 тысяч похожих на скелеты быков и коров. И он не был одинок.
Только вчера, казалось, молодой бычок шел почти буквально на вес золота. А теперь попробуй отыскать покупателя! Они все попрятались, как будто за ними идет охота с ружьями. Некоторые из компаний обанкротились. Другие — и особенно большие синдикаты и компании — мрачно упорствовали. Но старые беспечные методы ухода за скотом канули в Лету и теперь уже не вернутся. Сейчас шла борьба просто за выживание. Ошибки прошлого уже не должны были повториться, а идея о бесконечных свободных пастбищах — что означало бесконечный корм для скота — на практике оказалась пустым миражом.
В те времена Вайоминг был штатом с однобокой экономикой. Он выращивал и продавал скот и, таким образом, существовал за счет скота, в отличие, например, от Монтаны и Колорадо. Чтобы обеспечить изобилие подножного корма, уберечь родники и ручьи, нужны были заборы. И заборы сооружали — особенно большие синдикаты. То, что ограда их пастбищ могла пролегать через общественные земли, их, естественно, не беспокоило. Тем не менее они использовали эти ограды годами. Ну а хозяевам мелких ранчо и скваттерам[79], прибывавшим во все возрастающих количествах, чтобы обосноваться на государственных землях, где мог пастись какой-то скот, не приходилось рассчитывать на их дружелюбный взгляд. И теперь тот, кто зарезал бычка или двух, чтобы прокормить свою семью, мог оказаться в большой беде. Он своими действиями уничтожал основной капитал, принадлежащий акционерам.
Скотоводы собирались, чтобы создавать ассоциации для защиты и продвижения своих интересов. Они нанимали инспекторов
