— Джастин, — сказала она.

Он бросил на нее рассеянный взгляд.

— Что такое?

— Я спросила, не передумал ли ты идти на бал. Мы можем вернуться домой, если хочешь.

— После всех усилий, которые ты приложила? — его взгляд на мгновение задержался на ее бальном платье. — Не думаю.

Хелена подумала, что Джастин и сам приложил немало усилий. На нем был черный вечерний костюм, белый атласный жилет и черный фрак. Его волосы были тщательно уложены, шляпа и перчатки лежали рядом с ним на сиденье экипажа. Он выглядел поразительно красивым, но в то же время строгим, как солдат.

— Меня все это не волнует, — сказала она. — Если ты не хочешь идти…

— Я не возражаю.

Она поджала губы. Это из-за его ожогов? Он устал от того, что люди пялятся на него и задают вопросы об Индии? Не то чтобы их было много. До сих пор большинство их прогулок ограничивались вечерними развлечениями — затемненными театрами и тому подобным. Конечно, во время их дневных прогулок по парку попадались иногда зеваки, но ничего особенного. На самом деле Джастина, казалось, это никогда особо не беспокоило.

Карета прогрохотала по улице, и звяканье сбруи нарушило воцарившееся между ними молчание.

— Полагаю, ты будешь рад избавиться от меня на этот вечер, — сказала Хелена.

Джастин снова посмотрел на нее, выражение его лица было трудно прочесть.

— Избавиться от тебя?

— Считается дурным тоном, когда мужья и жены проводят слишком много времени в обществе друг друга на балу, — объяснила она. — Они должны танцевать с другими людьми и даже ужинать с другими людьми. Иначе это было бы неприлично.

— Такова мода?

— Да.

— А мне все равно. Я не буду танцевать ни с кем другим.

От его угрюмого заявления ее охватила волна примитивного удовольствия.

— От меня все равно этого ждут. Люди сочли бы странным, если бы я этого не сделала. И разве не в этом весь смысл этой затеи? Вести себя как можно более нормально?

Джастин неодобрительно нахмурился. Однако, когда первый джентльмен на балу пригласил ее на танец, он не стал возражать, когда тот написал свое имя на маленькой танцевальной карточке, которая болталась у нее на запястье. В течение получаса все ее танцы были заняты, и хмурое выражение лица Джастина сменилось ледяной маской неудовольствия.

— Ты всегда была так чертовски популярна? — проворчал он, ведя ее по залу.

Оркестр заиграл полонез. Леди Уордлоу выбрала мелодию, которая должна была открыть бал. Она и ее партнер, представительный джентльмен средних лет, взявшись за руки, вели другие пары по залу.

Летти не преувеличивала, когда говорила, что бал будет грандиозным. Среди всех этих нижних юбок и проволочных кринолинов почти не было места для маневра. Хуже того, газовый свет, исходивший от позолоченных настенных бра и трех величественных хрустальных люстр, постепенно высасывал весь кислород из перегретого помещения. Одна дородная дама уже упала в обморок на груду накрахмаленного муслина.

— Это не популярность, — сказала Хелена. — Это любопытство. Двое из этих джентльменов, сэр Бернард и лорд Флад…

— Я полагаю, они записались на польку и рил.

Правда? Она уже забыла.

— Да, в общем… это двое из тех, к кому я обратилась за помощью с моим дядей. Двое из тех, кто отказался вступиться за меня.

Рука Джастина напряглась под ее ладонью. Он посмотрел на нее в замешательстве.

— Какого черта ты согласилась танцевать с ними?

— По той же причине, по которой я согласилась вернуться в Лондон. Потому что я пытаюсь быть храброй. Чтобы встретиться лицом к лицу со своими страхами. И потому что вы с мистером Финчли настаиваете на том, что мы должны показать им всем, что в моем поведении нет ничего необычного.

У него дрогнул мускул на челюсти.

— Если бы они согласились тебе помочь, они смогли бы что-нибудь сделать? Смогли бы предотвратить все это?

— Я не знаю. В то время я так думала, но, оглядываясь назад, понимаю, что они, вероятно, недостаточно могущественны, чтобы повлиять на моего дядю.

Ее внимание привлекло движение в бальном зале. Ее рука крепче сжала руку Джастина.

— Но вот он да.

Джастин проследил за ее взглядом и увидел высокого седовласого джентльмена, который стоял возле ряда молодых желтофиолей и их компаньонок, стоявших у дальней стены.

— Граф Вулвертон, — сказала она. — Старейший друг моего отца и один из самых влиятельных людей в Лондоне.

— Он был одним из тех, к кому ты обратилась за помощью?

— Нет. Я никогда к нему не ходила. — Она наблюдала, как лорд Вулвертон отделился от группы желтофиолей и направился к ним. — Я уже знала, что он не станет мне помогать. Он очень сурово относится к вопросам сумасшествия. На самом деле, это он подтолкнул моего отца к тому, чтобы отправить мою мать в лечебницу.

Представление было кратким и, пожалуй, излишним. Лорд Вулвертон уже знал о ее замужестве. Он расспросил Джастина о его полку в Индии, расспросил Хелену о погоде в Девоне, а затем пригласил ее на танец. Заиграл вальс. Один из вальсов, которые она специально приберегла для Джастина. Но отказать графу было невозможно.

Хелена взяла его за руку и позволила отвести себя на полированный пол бального зала. Настенные зеркала в позолоченных рамах отражали мерцающие огни и кружащихся танцоров, создавая иллюзию, что народу в зале еще больше, чем было на самом деле.

— Что это за слухи о размолвке с вашим дядей? — спросил лорд Вулвертон, как только они начали танцевать. — Леди Ярдли утверждает, что он украл ваши драгоценности.

— Да, он отнял их у меня.

— По какой причине?

— По той же причине, по которой он пытался утаить от меня остальное наследство: из жадности.

Лорд Вулвертон заставил ее сделать поворот.

— Что вы там сказали о своем наследстве?

— Он настаивал на том, чтобы я полностью переписала его на него. Методы, которые он применял, чтобы убедить меня, становились все более варварскими.

— Это серьезное обвинение, мадам.

— Это правда, милорд.

Лорд Вулвертон недоверчиво приподнял густые серебристые брови.

— Не понимаю, как Каслтон мог что-то скрывать от вас. Вы совершеннолетняя, не так ли? Если только завещание не было признано недействительным.

— Это не так.

— Тогда я не понимаю, чего хочет этот человек. Закон есть закон.

Да, так оно и было, с горечью подумала Хелена, но только для мужчин, да и то только для самых могущественных. Женщинам, а также бедным, немощным и одиноким закон редко предоставлял какое-либо утешение или защиту.

— Закон хорош настолько, насколько хороши люди, которые его соблюдают, — сказала