– Итак, я уже рассказал вам, каким образом мы почерпнули имеющиеся у нас сведения. Плюс к этому, конечно же, рассказ О’Хары. Перо… в общем, второму парню генерал, когда брился, не позволил даже рта раскрыть. Так и сказал: «Вас я слушать не буду. Не буду, и все. Можете сесть в первый же поезд и отправиться на фронт, в противном случае я вас просто разжалую, лично обратившись к соответствующим властям».

– Я не знал, что генерал высказался столь прямолинейно, – сказал Титженс.

– Он ужасно потрясен, – ответил Левин, – если вы с миссис Титженс расстаетесь, то это развеет все его иллюзии, особенно если против вас в действительности ничего нет. К тому же… – Он на миг умолк и спросил: – Вы знаете майора Терстона? Артиллериста, приданного расчетам наших зенитных орудий?.. Генерал с ним на короткой ноге…

– Ну да, Терстон из Лобден Мурсайда… Лично я его не знаю…

– Так вот, он страшно огорчил генерала… Кое-что ему сказав…

– Боже милостивый! – воскликнул Титженс. – Против меня генералу он ничего сказать не мог… Но раз так, то против…

– А вы хотите, чтобы генералу всегда говорили плохо только о вас и никогда о… другом человеке? – спросил Левин.

– Слушайте, а вам не кажется, что эти ребята на кухне уже чертовски заждались проверки… Во всем, что касается генерала, я полностью в ваших руках… – ответил Титженс.

– Генерал в вашей хибаре, – сменил тему Левин, – слава богу, один, чего с ним в жизни не бывает. Сказал, что собирается написать личную докладную записку государственному секретарю, и не стал ограничивать меня по времени, чтобы я вытянул из вас любые возможные сведения…

– Чтобы проверить слова майора Терстона… – сказал Титженс. – Большую часть жизни тот провел во Франции… Но лучше бы вы мне ничего этого не говорили…

– Он прикомандирован к расчетам наших зенитных орудий для обеспечения взаимодействия с французскими гражданскими властями, – произнес Левин. – Такие действительно долго живут во Франции. Человек весьма достойный и спокойный. Играет с генералом в шахматы, попутно обсуждая те или иные вопросы… Но генерал намерен поговорить с вами лично о том, что он ему рассказал…

– О Господи!.. – простонал Титженс. – Значит, меня будете пытать не только вы, но и он… Такое ощущение, что вокруг меня смыкается кольцо…

– Дальше так продолжаться не может… – сказал Левин. – Я сам виноват, что не высказал все напрямую. Но на целый день это затягивать нельзя… Тем более что я почти что закончил…

– А если по правде, откуда родом ваш отец? – спросил его Титженс. – Не из Франкфурта случайно?..

– Из Константинополя… – ответил Левин. – Его отец, мой дед, состоял при султане советником по финансам; а моего отца ему родила одна армянка, которую тот подарил ему во время Селямлика, торжественного приема в байрам, попутно наградив орденом Меджидие первой степени.

– Это объясняет ваши наидостойнейшие манеры, а заодно и здравый смысл. Будь вы англичанином, мне давно следовало бы сломать вам шею.

– Благодарю вас! – ответил Левин. – Надеюсь, я всегда веду себя как английский джентльмен. Но прямо сейчас мне придется пойти на откровенную грубость… – Он чуточку помолчал и продолжил: – Самое странное в том, что вы всегда должны обращаться к мисс Уонноп на языке грамотного сочинителя писем Викторианской эпохи. Прошу простить, что я упоминаю это имя, но так будет короче. Вы сами упоминали мисс Уонноп каждые полторы минуты. И это лучше любых заверений убедило генерала, что ваши с ней отношения в полной мере…

– Я говорил с мисс Уонноп во сне… – не открывая глаз, произнес Титженс.

– И это было очень странно… Будто где-то рядом стоял призрак… Вы сидели, положив на стол руки. И без конца говорили. Словно писали ей письмо. В хибару лился солнечный свет. Я собирался вас разбудить, но он меня остановил. Решил, что это для него сродни расследованию, и так будет легче все узнать. А еще раньше вбил себе в голову, что вы социалист.

– С него станется, – прокомментировал его слова Титженс. – Разве я не говорил вам, что он стал учиться?..

– Но ведь в действительности вы никакой не со… – воскликнул Левин.

– Разумеется, – ответил Кристофер. – Если ваш отец из Константинополя, а мать грузинка, то это в полной мере объясняет вашу внешнюю привлекательность. Вы человек чрезвычайно красивый и статный. К тому же еще и умный… И если генерал поручил вам выяснить, следует ли считать меня социалистом, я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы.

– Нет… – сказал Левин. – Это один из тех вопросов, которые он намерен задать вам сам. Судя по всему, если вы действительно признаетесь в принадлежности к социалистам, он намерен исключить вас из завещания…

– Значит, из завещания… – сказал Титженс. – Ну да, он же ведь действительно вполне может мне что-то оставить. Но разве для меня это не повод в самом деле признаться в симпатиях к социалистам? Ведь никаких его денег я не хочу.

Левин буквально подпрыгнул и попятился назад. Деньги, в особенности полученные в наследство, в его глазах выглядели священными.

– Не понимаю, как вы можете шутить на эту тему! – воскликнул он.

– Ну вы же не думаете, что я стану заискивать перед пожилым джентльменом только для того, чтобы заполучить его злополучные стариковские деньжата, – с юмором ответил ему Титженс и тут же добавил: – Может, поставим на этом точку?

– Вы уже полностью овладели собой? – спросил Левин.

– Всецело и без остатка… – ответил Титженс. – Надеюсь, вы простите меня, что я так далеко зашел в своих эмоциях. Вы не англичанин, а раз так, то никаких неудобств вам это не доставит.

– Подите вы к черту! – возмущенно закричал Левин. – Я англичанин до мозга костей! Что, по-вашему, со мной не так?

– Да все в порядке… – успокоил его Титженс. – С вами все в полном порядке. И именно поэтому вы не можете называть себя англичанином. Потому как мы все… ладно, это с нами кое-что не так, но это уже не имеет значения… И что же вы узнали о моих отношениях с мисс Уонноп?

Вопрос прозвучал совершенно бесстрастно, а все мысли Левина настолько поглотило его происхождение, что, когда Титженс произнес свою фразу, он поначалу даже ничего не понял. И даже запротестовал, что воспитывался сначала в Винчестере, а потом в оксфордском колледже Магдален. Потом ахнул и умолк, чтобы подумать.

– Если бы генерал, – наконец произнес он, – не проговорился, что она привлекательна и молода… я, по крайней мере, полагаю, что она обязательно должна быть привлекательной… мне бы не оставалось ничего другого, кроме как посчитать, что в ваших глазах она выглядит старой