— Не убьет. Разве ты не видел ее за ужином, когда она ела с моей руки? И перестань обращаться со мной, как с ребенком. Мы найдем и убьем сына Раваццани, а потом я заберу всю его империю.

Вито поднял ладони, успокаивая меня.

— Если уверен, то делай.

— Ты испытываешь мое терпение. Возможно, Массимо готов стать консильери вместо тебя.

Вито фыркнул, не испытывая ни малейшей угрозы.

— Делай что хочешь. Он внизу, курит травку. Не могу дождаться, чтобы услышать, какой совет он тебе даст.

— Откуда ты это знаешь?

Мой брат указал на открытое окно.

— Я чувствую запах.

Я встал и потянулся, готовый оставить этот день позади. Я тосковал по своей кровати и женщине, которая сейчас в ней.

— Я спускаюсь. Иди со мной и отведи Эмму Манчини в ее комнату. Я хочу запереть ее на ночь.

Вито ничего не сказал, и я услышал его неодобрение в тишине, когда мы спускались по ступенькам. Мне было все равно, что он думает. Я был капо, и все должно было решаться по-моему. Если я хотел трахнуть Джию, то я это сделаю. Это было все, что мне было нужно от нее — ее киска и ее задница. Это было все, что мне нужно от любой женщины.

В моем номере был включен телевизор, Джиа крепко спала на кровати. Ее сестра не спала и смотрела всякую ерунду на экране.

— Ты свободна, — сказал я Эмме. — Вито отведет тебя обратно в твою комнату.

Она закусила губу, ее глаза метнулись к Джии, затем ко мне.

— Мне не нравится оставлять ее здесь с тобой.

— Мне плевать. Убирайся.

Медленно, Эмма встала с кровати и надела туфли. Когда она выпрямилась, она сказала,

— Она хороший человек. Она не заслуживает тех извращенных игр разума, в которые ты играешь.

— Она сказала тебе, что мы занимаемся именно этим — играем в извращенные игры разума?

— Нет, но, наблюдая за вами вместе, становится ясно, что вы имеете над ней власть. Вы шантажируете ее? Наркотиками? Это не имеет никакого смысла.

— Это не должно иметь смысла для вас, мисс Манчини. И если вы хотите остаться в живых, вы перестанете пытаться вмешиваться. — Я помахал пальцами, отстраняя ее.

Они с Вито вышли из комнаты, а я уставился на Джию. Она все еще спала, свернувшись калачиком на подушке. Сняв с себя одежду, я спустил одеяло и растянулся рядом с ней. Мне хотелось почувствовать ее голую кожу рядом со своей, поэтому я потянулся вниз и снял с нее шорты. Затем я осторожно поднял ее топик над головой.

На ней не было лифчика, поэтому я оставил ее трусики и крепко прижал ее к себе. Вся ее мягкость, теплая шелковистая кожа прижалась к моему телу, и я почувствовал, как расслабляюсь. Когда ее спина встретилась с моей грудью, она издала тихий вздох.

Я поцеловал ее в макушку.

— Засыпай. — Я закрыл глаза. Я совсем не спал прошлой ночью, и усталость давила на меня. Не говоря уже о разговоре с детьми, который всегда выматывал меня.

— Ты не собираешься меня трахать? — спросила она, когда я не пошевелился.

Я должен. Я должен перевернуть ее и трахнуть ее в матрас. Прижать ее к себе и заставить молить о пощаде. Но по какой-то причине это было именно то, чего я сейчас хотел.

— Нет, не тогда, когда ты слишком устала, чтобы сделать это как следует.

Она зевнула.

— Пошел ты.

— Разочарована, Джианна? Тебе нужен мой хуй?

Она хмыкнула.

— Хуй — такое глупое слово.

Я почувствовал, как улыбка натянула мои губы.

— А член лучше?

Это заставило ее рассмеяться.

— Не так, как ты говоришь, с твоим густым акцентом. Члееен, — подражала она.

Я впился пальцами в ее ребра и пощекотал ее. Когда она перестала извиваться и задыхаться, я сказал со своим лучшим канадским акцентом:

— Было бы лучше, если бы я говорил вот так, а?

— Канадцы говорят не так, малыш.

Ласковое обращение застало меня врасплох. Неужели она даже не поняла этого? Казалось, она задремала, затихла, прижавшись ко мне. Ее руки не касались меня; вместо этого они были сложены под ее лицом в молитвенном стиле. Даже во сне она помнила, что я не люблю, когда ко мне прикасаются.

— Sei perfetta — Ты совершенна, — прошептал я, надеясь, что она меня не услышала.

□

Джиа

Энцо снился кошмар.

Меня разбудили мычание и стоны, звуки были настолько грубыми, что казалось, будто они доносятся из глубины его груди. Я перевернулась и увидела, что его тело покрыто потом, он дергался и бился. Его губы шевелились, словно он говорил, но ни звука не выходило, только жалкие крики, разрывающие мое сердце.

Неужели он вспоминал подземелье?

Не думая, я протянула руку и коснулась его лица. Оно было таким теплым, его усы шершаво почесывались о мою ладонь.

— Энцо, ты спишь.

Он отдернул голову от моей руки, словно мое прикосновение обожгло его.

— Non ti prego — Пожалуйста, не нужно, — прошептал он, крепко зажмурив глаза.

Так, значит, никаких прикосновений. Я нависла над его лицом и увеличила громкость своего голоса.

— Проснись. У тебя плохой сон.

Он не слышал меня, слишком глубоко погрузившись в свой собственный ад. Его губы искривились, и он пробормотал что-то по-итальянски. Смысл был потерян для меня, но я могла слышать муки за словами.

Мне было невыносимо видеть это. К черту. Я растянулась на нем, почти обняв его. Я чувствовала, как под моей ладонью колотится его сердце, как дрожит и трепещет его большое тело.

— Проснись, Энцо. Пожалуйста.

Неужели это то, через что он проходил каждую ночь? Неудивительно, почему он все время казался на грани рассудка.

Он задыхался, как будто ему не хватало воздуха, втягивая его большими глотками. Я начала отодвигаться от него, чтобы снять давление с его груди, но он прижал меня к себе.

— Нет, не уходи.

— Тебе нужно дышать.

— Не двигайся.

— Малыш, сосредоточься. У тебя будет приступ паники, если ты не начнешь дышать.

Я видела, как это происходит с моделями, когда они нервничают перед выступлением.

— Я пытаюсь, — задыхался он.

Я знала о контроле дыхания из йоги.

— Давай сделаем это вместе со мной. Вдохни через нос, затем медленно выдохни, произнося «ха» в горле. Вроде того, как будто ты запотевает стакан перед лицом, но с закрытым ртом.

— Глупо.

— Это не глупо, обещаю. — Наклонившись, я