— Ciao, Nicola — Привет, Никола! Come stai, principessa — Как дела, принцесса?

— Хорошо, папа, хорошо. Дядя Вито тоже здесь?

— Да, он тоже здесь. Ты хочешь с ним поговорить?

— Нет, — сказала она. — Я не хотела, чтобы тебе было одиноко.

Я проглотил комок в горле.

— Ты очень заботлива, думая о своем папе, но тебе не нужно беспокоиться обо мне. Расскажи мне о школе. Как твоя учеба?

Ника принялась долго рассказывать о своих занятиях, и я впитывал каждое слово. Мне нравилось слышать ее голос, и она звучала так счастливо. Больше не было проблем с мальчиком, который ее дразнил, и, по словам Луки, у нее было много друзей. Она унаследовала мой ум и задумчивость Анжелы, и я был уверен, что ни один мужчина никогда не будет достаточно хорош, чтобы жениться на ней.

— Когда мы снова увидимся? — спросила она. — У нас скоро каникулы.

Эти слова были кинжалом в моей груди.

— Лето, принцесса. Ты знаешь правила.

— Это все еще небезопасно для нас?

Моя свободная рука сжалась в кулак, недостающий кончик пальца был очевиден.

— Нет, боюсь, что нет.

— Я не хочу, чтобы ты умер, папа.

— Тебе не нужно волноваться. О чем я всегда говорю?

— Что ты умнее любого человека в Европе.

— Это правда. Твой брат там?

— Да. Ti amo, Papà — люблю тебя, папа. Надеюсь, у тебя будет хорошая неделя!

— Ti amo, Nic — Люблю тебя, Ника. Никогда не забывай, что все, что я делаю, я делаю для тебя и твоего брата.

— Я знаю. Ciao — Пока!

Раздалось какое-то шарканье, затем голос моего сына прозвучал у меня над ухом.

— Привет, папа.

— Алло? Значит, ты перестал говорить по-итальянски?

Он рассмеялся глубже, чем обычно, как будто его голос изменился.

— Нет, конечно, нет. Я пытался досадить тебе.

Мой мальчик был проблемным, как и я в его возрасте.

— Ты уверен, что это разумно, figlio mio — сын мой?

— Наверное, нет, но с тобой слишком легко.

Я не мог с этим поспорить.

— Есть еще проблемы с Никой и тем мальчиком?

— Нет, он оставляет ее в покое.

— Va bene — Хорошо. Дай мне знать, если что-то еще случится.

— Обязательно, папа. — Он звучал раздраженно, как будто я не доверял ему разобраться с этим самостоятельно.

— Расскажи мне, что с тобой происходит. Как твои занятия?

— Скучно, как в жопе, — сказал он по-английски.

— Лука! Следи за своим языком. — Затем я не удержался и добавил:

— Если ты собираешься ругаться, делай это правильно. По-итальянски.

Он хихикнул.

— Я начал играть в регби, папа. Мне это нравится больше, чем футбол.

Я нахмурился. Регби? Эта английская гимназия отбирала у него его наследие, и я ненавидел это. Но я не мог жаловаться. Мои дети были живы, и это имело значение.

— Тебе это нравится, потому что это позволяет тебе захватывать и бить других мальчиков.

— Sì, certo — Да, конечно. На следующей неделе они устраивают танцы для всей школы. Одна девочка попросила меня взять ее с собой.

Я грустно улыбнулся. Я должен быть там, чтобы поговорить с ним о женщинах и убедиться, что он продолжает играть в футбол.

— Что ты сказал?

— Она на два года старше меня. Я, конечно, согласился.

Из моего горла вырвался смех. Porco dio — Черт возьми, мой мальчик.

— Тогда будь осторожен и будь в безопасности. Мне прислать тебе презервативы?

Вито повернулся в кресле лицом ко мне, его челюсть отвисла.

— Они у меня уже есть, — с гордостью сказал мне Лука. — Мы украли несколько у старших мальчиков.

— Тебе нужно что-нибудь еще?

Лука сказал «нет», и мы поболтали еще несколько минут, прежде чем повесить трубку. Я потер глаза, вымотанный и злой. Это никогда не становилось легче, расстояние между мной и моими детьми. За исключением нескольких недель каждое лето, они жили своей жизнью вдали от меня, переживая то, что я не мог контролировать. Я не мог дать им ни наставления, ни совета. Это было время, которое я никогда не верну им.

Но они были в безопасности. Не имея нормального дома с надлежащей безопасностью, они были бы в опасности со мной здесь, на корабле. Не говоря уже о том, что у них не было бы ни друзей, ни учителей. Что это за жизнь для ребенка? По крайней мере, сейчас, пользуясь вымышленными именами, они могли вести себя как нормальные дети, живущие нормальной жизнью. Со мной они были бы не лучше заключенных.

— Луке нужны презервативы? — спросил Вито.

Я тяжело вздохнул.

— Танцы в школе. Девочка постарше попросила его пойти с ней.

— Я трахнул свою первую девушку в двенадцать лет.

Мне тоже было двенадцать в мой первый раз, но это не помогло.

— Они так далеко. Я ненавижу это.

— Я знаю, но они живые.

Моя нога покачивалась на полу, мысли становились все более взволнованными, беспокойными.

— Мне не терпится закончить это. Что у нас с аэропортами в Испании? Нашли ли они Джулио?

— Нам больше не нужен Джулио Раваццани. У нас есть обе девушки Манчини. Раваццани даст нам все, что мы захотим, чтобы вернуть их.

Вито говорил это уже не в первый раз.

— Я хочу полностью уничтожить его. Его семью, его бизнес, всю его жизнь.

Мой брат почесал челюсть.

— Что? — огрызнулся я.

— Я думаю, ты не готов отпустить ее.

Я зарычал, обнажив зубы.

— Если ты хочешь сказать, что она значит для меня больше, чем мои дети, я воткну нож тебе под ребра, брат.

— Расслабься, Энцо. Я этого не говорю, но я видел тебя с ней. Я знаю, как ты следишь за ней по камерам, как ты одержим ею. Ты трахаешь ее по всей яхте. Это совсем не похоже на Мариэллу. Это совсем другое, и ты это знаешь.

— Ma vattene a fanculo — А ну, вали отсюда!

— Ты можешь сколько угодно говорить мне, чтобы я шел в жопу, но ты знаешь, что я прав. У тебя есть чувства к этой девушке. Но ты должен знать, что это ни к чему не приведет. Она либо умрет, либо вернется к Раваццани. Готов ли ты сделать то, что необходимо?

— Ты говоришь со мной так, как будто я имбецил. Это было частью моего плана, превратить ее в мою любимицу. Погубить и унизить ее, а затем использовать ее для шантажа Раваццани.

— Да, это то, что ты сказал.