Леонарда кроссовки, повалил его плашмя на землю, стянул носки и заткнул в рот парню так глубоко, что не выплюнуть. Не то чтобы Хряк боялся, что Леонарда кто-то услышит, — ему просто не нравились завывания. От этого уши в трубочку.

Леонард лежал в блевотине рядом с псом и беззвучно плакал. Хряк с Винни подошли к «Шевроле Импале», открыли двери и встали так, чтобы половчее толкать машину. Винни поставил на нейтралку, потом начал с Хряком двигать машину вперед. Сперва она пошла медленно, но под легким уклоном у въезда на старый мост покатилась резвее. В багажнике в крышку легко стучал Пердун, будто не всерьез. Цепь натянулась, и Леонард почувствовал, как его дернуло за шею. Он пополз по земле словно змея.

Винни и Хряк отскочили с дороги и смотрели, как машина вкатывается на мост, переваливается через край и в поразительной тишине исчезает в воде. Мимо прошуршал Леонард, которого тащил вес машины. Когда он ударился о мост, щепки так вцепились в одежду, что сорвали штаны и трусы едва не до коленей.

Цепь мотнулась к левому краю моста и гнилым перекладинам; Леонард попытался там зацепиться ногой за торчащую доску, но тщетно. Вес машины лишь вывихнул ему ногу и сорвал с места доску под визг древесины и гвоздей.

Леонард набрал скорость, цепь зазвенела через край моста, в воду и прочь из глаз, потянув за собой груз как игрушку. Последнее, что видели Винни и Хряк, — пятки Леонарда, белые, как рыбьи брюшки. — Глубоко, — сказал Винни. — Я там однажды старого сома поймал, помнишь? Здоровый уебок. Там метров пятнадцать глубины, не меньше.

Они сели в пикап, Винни завел.

— По-моему, мы пацанам добро сделали, — сказал Хряк. — Носятся с ниггерами, псов мучают, все дела. Говно нынче, а не дети.

— Знаю, — сказал Винни. — Надо было это снять, Хряк, нормально бы получилось. Когда машина и тот негроеб ухнули в воду — вот был момент.

— Да не, без телок же.

— Вот тут да, — сказал Винни, развернулся и въехал на тропу, которая вела прочь из низины.

На дальнем краю пустыни Кадиллаков… с мертвым народцем

Посвящается Дэвиду Шоу, история о Плохих Парнях и Очень Плохих Парнях

1

После целого месяца погони Уэйн однажды вечером настиг Калхауна в маленьком невзрачном баре под названием «Розалита». Нельзя сказать, чтобы Калхаун в конце концов расслабился, но по крайней мере он не слишком тревожился. К тому времени он уже убил четверых охотников за головами, и Уэйн знал, что пятый вряд ли его беспокоит.

Последним из охотников была знаменитая Розовая Леди Макгайр — настоящая женщина — три сотни фунтов безобразно перекатывающегося мяса, с помповым «ремингтоном» двенадцатого калибра и скверным характером. Ходили слухи, что Калхаун напал на нее сзади, перерезал горло, а потом в насмешку изнасиловал ее, пока жертва не скончалась от потери крови. Из чего Уэйн сделал вывод, что Калхаун не только опасный сукин сын, но еще и с дурным вкусом.

Уэйн вышел из своего «шевроле», копии модели пятьдесят седьмого года, надвинул на лоб шляпу, открыл багажник и достал двустволку и патроны к ней. У него в кобуре на боку уже имелся револьвер тридцать восьмого калибра и в каждом сапоге было спрятано по длинному охотничьему ножу, но, когда идешь в такое место, как «Розалита», предосторожность никогда не помешает.

Горсть патронов он ссыпал в нагрудный карман рубашки, застегнул клапан, взглянул на красно-голубую неоновую вывеску, гласившую: «„Розалита“ — холодное пиво и танцы с мертвецами», обрел свой центр, как советуют дзен-буддисты, и вошел внутрь.

Уэйн держал ружье у ноги, а внутри было довольно темно, так что посетители, занятые разговорами, выпивкой и танцами, не обратили внимания ни на него, ни на его арсенал.

Коренастую фигуру Калхауна в черной шляпе он заметил сразу. Он был в загоне для танцев с мертвой обнаженной мексиканской девчонкой лет двенадцати. Одной рукой Калхаун крепко обнимал ее за талию, а другой тискал упругую задницу, словно обминал подушку, прежде чем лечь спать. Обрубки рук мертвой девчонки безвольно болтались по обе стороны от тела Калхауна, а маленькие грудки прижимались к его широкой груди. Ее лицо в проволочном наморднике периодически прижималось к его плечу, и слюна толстыми клейкими жгутами прилипала к рубашке, впитывалась и оставляла мокрые пятна.

Насколько было известно Уэйну, девчонка приходилась Калхауну то ли сестрой, то ли дочерью. Да, такое это было местечко. Одно из многих, которые расплодились сразу же, как только снадобье вырвалось из лаборатории и наполнило воздух бактериями, возвращавшими к жизни умерших, восстанавливающими их моторные функции и вызывающими непреодолимый голод к человеческой плоти.

Теперь, если помирала чья-то жена, дочь, сестра или мать и человек хотел заработать несколько баксов, он рассуждал примерно так: «Черт, жаль, что так вышло с Бетти Сью, но она мертвее мертвого и теперь ни на что не годится, а с этими бактериями запросто может подняться из земли и доставить кучу неприятностей. Да и земля за домом твердая как камень, так что лучше заброшу-ка я ее остывшую задницу в багажник вместе с бензопилой и мотком колючей проволоки, пересеку границу и отдам Мясникам, пусть продадут в бар для танцев. Грустно, конечно, продавать кого-то из своих, но что ж делать, если так не повезло. Буду держаться подальше от этих баров, пока с костей не слезет все мясо и ее не выбросят на свалку. Не хотелось бы зайти куда-то выпить и увидеть, как она трясет своими мертвыми сиськами и таращит наивные глазенки на кого-нибудь из моих дружков с их двухдолларовыми девками».

В результате подобных