Шрифт:
Закладка:
— Так, дети, идите-ка играть на улицу! — выпроводил дед шумную ораву во двор.
Правильно, пусть себе играют, пока им неведомы взрослые проблемы. Представляю, какая грызня сейчас начнется!
— Ты что это натворила? — навис над Светкой Володька. — Детей бросила, сама куда-то побежала! Тебе их доверили, а ты!
— Да пошел ты со своими детьми! — Светка подпрыгнула с дивана, схватила мужика за руки и попыталась пнуть его коленом под причинное место. Однако, Володька перехватил ее руки и уворачивался, как мог. — На себя посмотри! Пока жена в больнице, к какой-то бабе на Угольную таскаешься! А мне что говорил? Что тебе женщина с ребенком не нужна, да?
Мы все подскочили со своих мест. Дед и Вадим пытались оттащить дерущихся друг от друга.
— Так ты не из добрых побуждений мне помогала, да? — яростно вопил и вырывался брат Альбины. — Ты хотела через детей меня к себе заманить? Только нахрен ты мне сдалась, такая экономная? Чтобы ты меня голодом заморила? Чтобы в столовую для слепых водила? Если хочешь знать, у моей женщины с Угольной все всегда есть — и первое, и второе, и салатик, и компотик!
Володька, удерживаемый Вадимом, вытянул ногу вперед и попытался наступить Светке на ее ногу, но она, вывернувшись, упала обратно на диван.
— Ну-ка сядь, отдышись! — дед отвел сына от Светки и подвинул ему стул. — Ты что тут концерты устраиваешь? Зачем орешь? Соседей пришел смешить? Хочешь поговорить — говори спокойно.
— А что она вытворяет? — Володька, весь красный, взлохмаченный, с перекошенным ртом, махал в сторону Светки рукой с оттопыренным указательным пальцем.
Я взглянула на Машу. Та смотрела на Володьку украдкой, но с нескрываемым отвращением. Вот и хорошо, пусть поймет, что не стоит он ее возвышенных чувств.
— Что тебя не устраивает, я не понял, — спросил дед, — ты сам привел своих детей в чужой дом и ждал, что там им жопу подтирать будут? А у людей что, своих дел нет? Знаешь, мы с матерью ни у кого своих детей не оставляли.
— Так я хотел их приводить в свой дом — нет же, Альбина в позу встала!
— Что? — я сделала свирепое лицо. — Какой еще твой дом? Этот дом перестал быть твоим с того момента, как ты родителей в суд повел, размениваться.
— А где мне было жить? — отчеканил Володька, разворачиваясь ко мне. — Где, я тебя спрашиваю? В очередь на квартиру меня не ставили, мол, и так городскую прописку имеешь, живешь в шикарных условиях. А Нинка не захотела с моими стариками жить ни в какую! Вечно шипела на мать. Вечно ей не нравились то шторы, то печка! Вон, отец помнит, как Нинка шторы с окон срывала и бросала матери в лицо: «Выбросите свой хлам!». Тебе хорошо, ты дворником работала и квартиру отдельную получила.
— Ага, в бараке! — напомнила я. — А кто тебе мешал пойти дворником поработать? И почему вы с Нинкой к ее маме не пошли жить?
— Ты же знаешь, что Нинкина мама — учительница! — у Володьки на лице был написан праведный гнев.
— И что? А я железнодорожница, и Светка тоже.
— Вы отработали свою смену, и свободны, как сопли в полете! А Нинкина мама с восьми утра до шести вечера отпахала, а пришла домой и садится тетради проверять! И живет она в однокомнатной. Нас там еще не хватало с двумя детьми. Еще судом меня тут попрекают, — он обиженно зыркнул. — А как было по-другому?
— Как по-другому? А по-человечески!
— Да как? Я начал искать варианты обмена, а старикам они все не нравились. Там первый этаж, там поблизости прачечная. Вот мы и придумали в суд обратиться.
— Ничего, укатают сивку крутые горки, — дед упрямо поджал губы.
— Папа, да уже укатали, — Володька чуть не плакал. — Думаешь, легко мне с Нинкой было? Вроде вся такая воздушная была, нежная, ну прямо девочка-ромашка! А потом началось! Куда-то с ней прийти стыдно! Вечно то поругается с кем-нибудь, то нахамит. То обидит людей до конца жизни. Пришел с ней однажды к закадычному другу. Вы его знаете, Генка. Так вот Генка с Люськой не могут родить. Люська сколько лет по врачам бегает, и все без толку. А Нинка была как раз беременная. И что ты думаешь, она сказала Люське: «Я это есть не буду, но тебе не понять, у тебя же детей нет».
— То-то у нее мама педагог, — съязвила я, — нормально так дочку воспитала.
— Я тоже так думал поначалу, — Володька смотрел на всех несчастными, задавленными глазами, — а потом понял, не в воспитании дело. Она просто больной человек. Когда у нее голова стала болеть да окончания слов стала путать, тут-то я обо всем и догадался. Пошел к ее матери, а та мне: «Ничего не знаю, ты ее замуж брал нормальную, это с тобой она такая стала».
— А тебе все говорили — женись на Маше!
— Дядь Лень, ну зачем вы? — Маша опять мучительно покраснела.
— Ты Юрку видел? — продолжал дед, не обращая на нее внимания. — Он же копия — ты! А ты все бросил и помчался за Нинкой, задрав хвост!
Володька тяжело вздохнул.
— Что прошлое ворошить? Маша давно про меня забыла. А тут подвернулась такая хорошая женщина с Угольной!
— Только странно, почему ты к этой хорошей женщине своих детей не водишь? — проворчал дед. — Или не примет она с детьми?
— Она меня любого примет, — с жаром сказал Володька. — Знаешь, как она меня любит?
— Вот и съезжайтесь с ней, вместе четверых детей подымайте, вместе за Нинкой ухаживайте.
— Да разве ж можно? Нинка такого не потерпит, — обескураженно проговорил Володька. — Слушай, папа, у тебя водки не найдется?
— Так, никакой водки! — я посмотрела на деда строгим взглядом и обеспокоенным — на Вадима. — Володя, я понимаю, что у тебя проблемы. Но если хочешь выпить, иди к себе и
