1763 году он был уже в расцвете сил, но, по слухам, все еще был достаточно силен, чтобы одним взмахом меча отрубить голову буйволу или поднять двух своих офицеров, по одному в каждой руке. Один враждебный маратхский источник описывал его как "не обычного человека. Он демон по своей природе... который, если поставит ногу на заднюю ногу слона и схватит его за хвост, то слон не сможет вырваться "33.33* Жан Лоу описал его как "самого красивого человека, которого я видел в Индии. Он возвышается над Имад-уль-Мулком своей фигурой, а также, я полагаю, качествами сердца и темперамента. Его не занимает ничего, кроме удовольствий, охоты и самых бурных упражнений".

Шуджа был мужчиной: импульсивный и прямолинейный, он обладал способностью - редкой для Индии XVIII века - внушать преданность своим последователям. Его наиболее очевидными пороками были непомерное честолюбие, надменное самомнение и завышенное мнение о собственных способностях. Это сразу же бросилось в глаза утонченному интеллектуалу Гуламу Хусейн Хану, который считал его легкой обузой, настолько же глупым, насколько и дерзким. Шуджа, писал он, "был в равной степени горд и невежественен":

Он был столь же высокого мнения о своих силах, сколь и безразличного о силах своих врагов; и он считал себя более чем равным с задачей завоевания всех трех провинций [Бенгалии, Бихара и Ориссы]. Действительно, у него была многочисленная армия с большим количеством артиллерии, большой и малой, и всеми необходимыми для войны предметами, но не было никаких реальных знаний о средствах использования столь большой силы... Тем не менее он считал себя соединением всех совершенств... [и полагал], что обращение за советом умаляет его собственное достоинство, даже если советник - Аристотель...

Он был так преисполнен гордости за то, что сражался на стороне Ахмад-шаха Дуррани, которого он взял за образец, что когда кто-нибудь предлагал совет о том, как вести войну, он обрывал его словами: "Не беспокойтесь об этом; просто сражайтесь так, как я вам говорю!

Шуджа был в восторге от предложения Мир Касима о великом союзе моголов против Компании и нисколько не сомневался, что если он, изгнанный наваб Бенгалии и император Шах-Алам объединят свои силы, ресурсы и власть, то, как он вскоре после этого заявил изумленным мирным посланникам Компании, они смогут легко "отвоевать Бенгалию и изгнать англичан, и - когда бы англичане ни пришли ко двору в качестве скромных просителей - Его Величество может решить выделить им подходящий форпост, откуда они смогут торговать. В противном случае моя шпага ответит на ваше предложение".

Его гость, император Шах-Алам, был менее уверен. Компания официально присягнула ему на верность и в его глазах стала имперским союзником, таким же, как Мир Касим и Шуджа. По словам Хайра уд-Дина Иллахабади, император был крайне обеспокоен последствиями амбиций Шуджи и прямо сказал ему, что "он уже видел английские боевые методы, когда был в Бенгалии, поэтому теперь он решительно попытался остановить планы визиря наваба, заявив":

Угасший огонь никогда не следует разжигать. Правителям Бенгалии, поссорившимся с англичанами, пришлось несладко. Тот, кто осмеливался напасть на них, не избегал ярости их пехоты. Если 50 000 индусских кавалеристов столкнутся в бою с тысячей современных пехотинцев-сепоев, им не удастся сохранить даже собственные жизни! Поэтому было бы разумнее вести себя осторожно в отношениях с этими людьми и рассылать письма, чтобы запугать их и заставить принять наши мирные предложения. К тому же их уважение и преданность нашей королевской особе уже проверены, и они наверняка выполнят наши королевские приказы".

Визирь наваба был другого мнения и возразил: "Англичане еще не видели доблести и мастерства наших героических полководцев - один удар наших королевских всадников уничтожит этих людей! Его Величество, помня о верной службе англичан, был склонен отдать им предпочтение, но, не обладая решительной независимостью ума, он не видел другого выбора, кроме как последовать за своим хозяином, визирем наваба.

Шах Алам и Шуджа находились в походе на противоположном конце Авадха, возле Орчхи в Бунделкханде, когда пришло известие, что побежденный Мир Касим переправился через Карманасу из Бихара. Таким образом, только в феврале 1764 года Мир Касим достиг своего нового хозяина, и три армии Моголов наконец-то сошлись вместе.

Услышав, что визирь навабов [Шуджа] прибыл, чтобы приветствовать его, Его Высочество Бенгалии [Мир Касим] приказал возвести высокие алые шатры, в которых разместил два трона навабов".

Кавалерия и пехота выстроились вдоль дороги на протяжении шести миль, офицеры были одеты в свои лучшие алые куртки из широкой ткани и сверкали новыми флинтлоками. Наваб-визирь сошел со своего слона и был встречен Его Высочеством у входа со всей пышностью и церемонией. Они обменялись приветствиями и, взявшись за руки, вместе взошли на троны. Его Бенгальское Высочество прислал Его Величеству 21 поднос с драгоценными одеждами и украшениями, а также величественных, как горы, слонов. Наваб-визирь был поражен роскошью, с которой путешествовал Мир Касим, и со всем желанием своих огромных аппетитов мечтал вытребовать у англичан огромные суммы золота и все богатства Бенгалии. Он ласково разговаривал с гостем, сочувствовал его утрате, обещал помощь и поддерживал его требование вернуть англичанам конфискованные провинции. Затем Мир Касим и Шуджа уд-Даула отправились дожидаться Его Величества Императора и, сидя на одном слоне, подобно соединению двух благоприятных созвездий, проследовали в королевский лагерь.

В течение последующих недель лидеры Моголов уточняли свои планы, продолжая взимать дань с дворов Бунделкханда и собирая деньги для последней совместной попытки изгнать Компанию из Бенгалии. К началу марта они снова двинулись на восток, их численность увеличилась за счет полка французских военнопленных, которые под руководством бретонского солдата удачи Рене Мадека воспользовались возможностью взбунтоваться против британских офицеров, заставивших их, по доброй воле, поступить на службу Компании. Объединенные армии "двигались медленными шагами, покрывая землю, как муравьи или саранча". Но только 17 марта, когда армии расположились лагерем под Бенаресом, недалеко от того места, где Шуджа приказал перебросить через Ганг мост из лодок, стал очевиден весь масштаб сил.

По оценкам наблюдателей, со всей империи Великих Моголов собралось беспрецедентное по численности войско - более 150 000 человек. С одной стороны находились остатки Новой армии Мир Касима под предводительством Сумру , чья репутация хладнокровного и беспощадного человека значительно укрепилась после резни в Патне . Рядом с ними, вдоль берега реки, стояли великолепные алые шатры туранской кавалерии моголов Шаха Алама. Силы Шуджи были еще более разнообразны. Здесь были отряды персидской кавалерии кызылбашей в красных войлочных шапках и 3000 афганских рохиллов в голубиных плащах и