она осталась в колонии. Как и Компания, он видел в ней досадную помеху, на которую приходится тратить время. Давняя обида всколыхнулась внутри нее, во рту стало горько от отвращения. Этот человек даже не был поселенцем; он не заслуживал того уважения, которое она испытывала к мужчинам, трудившимся вместе со своими женами над постройкой поселка. Многих из них она недолюбливала, и далеко не все их поступки ей нравились, но бездельники так или иначе долго не жили, и мужчины, которые покинули колонию несколько лет назад, заслужили если не приязнь, то как минимум ее уважение. Но этот летун с холеной кожей, всю жизнь просидевший в безопасности и теперь прячущийся за защитным костюмом, словно одна старая женщина представляет для него угрозу… Хотя, пожалуй, в этом была доля истины.

– Оставьте меня в покое! – сказала она резче, чем собиралась.

Он свирепо уставился на нее и попытался убедить ее в «серьезности» ситуации. Офелию разбирал смех: он и близко не догадывался, насколько серьезна ситуация.

– Я не дура, – сказала она с нажимом.

У него расширились глаза. Будет ли толк, если она в очередной раз повторит, что они прилетели не вовремя? Скорее всего, нет, но она все равно это сделала.

– Убирайтесь, – наконец сказала она, развернулась и зашагала прочь, спиной чувствуя их взгляды, словно вышитые на накидке глаза ползали по ее коже.

За спиной раздались неуклюжие шаги и короткая перепалка. Судя по услышанному, за ней пошла женщина. Что ж, хорошо. Пусть идет, пусть спустится наконец на землю, чтобы не приходилось стоять, задрав голову, мучаясь от боли в шее. Офелия не останавливалась в надежде увести женщину подальше в поселок, где остальные их не услышат. Конечно, у них есть передатчики, но, по крайней мере, они не станут постоянно встревать в разговор.

Когда женщина окликнула ее – довольно вежливо, – Офелия успела добрести до края улицы: не так далеко, как она надеялась, но все лучше, чем стоять у челнока. Отсюда существа могли увидеть ее, если бы захотели. Она развернулась.

Кожа у женщины оказалась не такая гладкая, как ожидала Офелия, как будто она много времени проводила за пределами корабля. Густая шапка темно-русых волос, короткая, но аккуратная стрижка. Серо-зеленые глаза смотрели открыто и дружелюбно, но Офелия им не доверяла. Женщина излучала самоуверенность – не ту, что приходит с жизненным опытом, а самоуверенность положения. И она совсем выбилась из сил, вероятно, оттого, что пыталась быстро идти в тяжелом защитном костюме. Офелия глубоко вздохнула и улыбнулась ей.

Женщина начала говорить, но Офелия прервала ее. Она должна понять, что у Офелии есть послание поважнее.

– Вы не вовремя, – твердо сказала она.

Взгляд женщины заскользил по ее волосам, лицу, телу, по ее причудливому наряду. Поверит ли она, что Офелия в своем уме, или отмахнется от ее слов из-за возраста и странной наружности?

Разговор не клеился: обеим было слишком некомфортно для обмена информацией, к которому, Офелия не сомневалась, стремились обе. Как она и предполагала, эти люди знали о существах. Услышав, что Офелия рассказала им о человеческих технологиях, женщина пришла в ужас – но чего она ожидала? Что Офелия в одиночку расправится с ними голыми руками? Что она сможет что-либо от них утаить? Незнакомцам предстояло многое узнать о существах.

Она почувствовала тот момент, когда отношение женщины переменилось, когда та решила, что Офелия не заслуживает внимания и, вероятно, безумна. Женщина попыталась напроситься к Офелии домой, чтобы поболтать, как давние подружки. Оказаться в замкнутом пространстве с этой сильной молодой женщиной в защитном костюме? Еще чего. В конце концов пришлось нагрубить женщине, чтобы от нее избавиться. По выражению лица незнакомки Офелия поняла, что грубость попала в цель.

Оно и к лучшему. Пусть обижается. Может, в следующий раз будет осторожнее со словами. А может – чем черт не шутит, – убедит остальных подождать до завтра. К тому времени, по прикидкам Офелии, Буль-цок-кхе должна родить, а ночью – если повезет – им удастся увести мать и детеныша в безопасное место.

16

Первым делом – на случай, если незнакомка наблюдает за ней или пошла следом, – Офелия направилась в огород. Не хватало еще привести их к гнезду. Несколько минут она бродила между грядок, не глядя на растения. Когда она выглянула из-за угла, то увидела лишь высокий хвост челнока, торчащий над крышами. Улица была пуста: должно быть, женщина вернулась на летное поле.

Офелия зашла на кухню и сразу же почувствовала, как засосало под ложечкой от голода. С вечера у нее осталась холодная лепешка; она скрутила ее в трубочку и затолкала в рот так быстро, что чуть не подавилась.

Было бы глупо умереть в такой момент, подавившись лепешкой. Она выплюнула половину, а остальное тщательно прожевала, прежде чем проглотить. Потом доела оставшуюся часть лепешки, стараясь сосредоточиться на вкусе и отвлечься от мыслей о последних событиях.

Эти люди выглядели не так, как она ожидала. Она уже привыкла к существам, к их узким большеглазым лицам, длинным изящным ногам и пружинящей походке, вытянутым четырехпалым ладоням с жесткими черными когтями. Эти люди были бледнокожие, мягкие и рыхлые, как тесто, с маленькими, утопленными в плоских лицах глазами и мягкими ладонями, из которых, как щупальца, торчало слишком много пальцев с мягкими ногтевыми пластинами.

В зеркало она старалась не смотреть: не хотела напоминать себе, как сильно на них похожа. Поев, она снова вышла в огород и выглянула за угол соседнего дома. Никого. Расслабляться рано: кто-то из них мог пробраться в поселок, спрятаться в переулках между домами. Но любопытство подстегивало ее; она должна знать, как проходят роды. Офелия перешла улицу, освещенную косыми солнечными лучами, и двинулась к дому, выбранному в качестве гнезда.

Двое охранников переместились внутрь и теперь издавали негромкую дробь; она видела, как пульсируют их надутые горловые мешки. Они ничего не сказали Офелии и не попытались остановить ее, когда она направилась к спальне. Здесь сидели еще двое, включая Лазурного. Интересно, где остальные? Офелия надеялась, что они прячутся в безопасном месте. Существа закрыли ставни с восточной стороны и слегка притворили остальные, чтобы создать мягкую синюю тень. В чулане было еще темнее, но в полумраке проступали очертания роженицы. Она шипела, клекотала и иногда громко фыркала: «Чуф-ф!» Процесс, в чем бы он ни заключался, шел полным ходом. Офелия присела на край кровати и принялась ждать.

У нее болела спина, а в глаза словно насыпали песку; она поднялась слишком рано. Сама не заметив, она задремала,