Шрифт:
Закладка:
За годы дружбы с Хавьером и частые гости друг у друга, парень очень много узнал о нашей культуре. Поэтому иногда завидовал нам с Лесей и хотел побывать в России. Его больше всего удивляла наша человечность. Вдумчивость в проблему и участие в судьбе тех, кого мы считали близкими. И до сих пор часто благодарит нас за то, что когда-то мы не отвернулись от него и помогали с уходом за матерью. Чувствую, скоро парень все-таки рванет с нами в Россию и мечты Хавьера все-таки сбудутся. Теперь его никто не держит здесь. Он остался совсем один. Из родных больше никого.
Хорошо, что он встретил Марсело, который нам показался очень харизматичным, но очень славным парнем. Он был немного старше Хавьера. Кажется, ему около 30 лет. У него свое рекламное агентство, поэтому парень обеспечен и сидеть на шее Хавьера не будет. Понаблюдав за ними немного, мы с Лесей решили, что Хава в хороших руках.
Хорошо, что подруга успела вовремя, не знаю, как бы вывезла еще сбор гостей без нее. Леся успела только домой заскочить и переодеться в черное. Я к другу приехала в чем была, поэтому Леся позаботилась и привезла мне черное льняное платье.
Парень плакал на плече Олеси, а она гладила его по плечу и успокаивала. Я же еле стояла, скрывшись немного за многочисленными людьми и облокотившись о стену. Поэтому, когда позвали прощаться родственников я и бровью не повела, но Хавьер нашел меня в толпе и потащил нас с Лесей прямо к гробу.
— Девочки, я без вас не справлюсь.
Пришлось подхватить парня с двух сторон под локти и идти вместе с ним. Приблизившись к матери, друг чуть не потерял сознание. Пошатнулся, ноги подкосились, и Хавьер стал заваливаться назад. Если бы не его друг, который вовремя подскочил к нам и подхватил парня, Хавьер бы упал. Мы с Олесей точно не удержали.
Будь моя воля, я больше никогда в жизни не ходила бы на похороны. Отцовские для меня были еще тем испытанием. И нет бы, как все нормальные люди в стрессе забыть половину, нет, мозг переводчика цеплялся за каждую деталь и в неподходящие моменты выкидывал на поверхность картинки с воспоминаниями о похоронах.
Маму, плачущую над отцом в гробу, друзей, кладущих цветы в ноги и на грудь. Меня в ритуальных услугах заполняющую документы. Руку отца, которую долго не могла отпустить на кладбище. До последнего не давала закрыть гроб. Мне все не верилось, что это случилось с папой. Казалось он сейчас встанет и скажет: «Я жив, все нормально, девчонки».
Я не плакала, когда умер отец, не последующие три дня. Меня прорвало, когда его закопали. Помню мы доехали до дома и я, наконец, поняла, что его комната пуста. Больше оттуда никто не выйдет.
Громко, дико, со всхлипами.
Успокаивали все, кто пришел на поминки. Тогда, лежа на его кровати я выплакала все слезы. Все обиды, боль и душу оставила с ним. За все разом. За изнасилование и смерть отца. С тех пор больше не плакала. Запретила. Я четко поняла, что теперь в семье за старшую. Мама расклеивалась. Поэтому я ограждала ее ото всего. Ни про какие приступы она естественно не знала. Для нее я всегда веселая, позитивная, несу только добро.
Всегда хорошо училась и была лучшей, ради нее и отца. Ему обещала. Даже работаю я сейчас не для себя. Мне важно, чтобы она начала улыбаться. А мама делает это только тогда, когда я побеждаю. И это стало моим смыслом. Вот так…
Плачущий Хавьер сейчас разом всколыхнул все воспоминания. Я забеспокоилась, чтобы это не вызвало повторного приступа, поэтому незаметно снова стала дышать по методике Рокотова. Это помогало. Я успокаивалась. Только за одно это, ему очень благодарна. Он ведь не знал, что для меня сделал, а я оценила. Теперь пользуюсь.
Слава богу сама процедура прощания длилась не долго. После того, как гроб скрылся за стеклянными створками крематория, пришедшие стали рассасываться. Каждый спешил по своим делам.
Никаких поминок в Испании не было. Не принято. Как 9-ти и 40-ка дней. И слава богу, я бы не выдержала. Сейчас дико хотелось спать. Держалась из последних сил только ради друга.
— Ну что, сейчас куда? — тихонько спросила Олеся.
Вижу, что она плакала. Ее тушь потекла. Аккуратно салфеткой стираю черные лужицы с ее щек и заправляю выбившуюся прядь за ухо.
— Не знаю. Наверное, к Хавьеру. Я боюсь у него нечего есть. Надо, что-нибудь приготовить. Да и не бросать же его одного.
— Согласна. Но надо бы с ним переговорить.
— А где он?
— Он с Марсело. Они с батюшкой разговаривают насчет урны.
— Так я же уже все узнала. Чего он опять его допрашивает?
— Да пусть поговорит. Может, немного легче станет.
Не сговариваясь достаем с подругой сигареты и отходим в специально отведенное место для курения.
— Как ты? — с беспокойством спрашивает Олеся, — выглядишь плохо.
— Я почти не спала. Очень устала. Хавьеру порой приходилось повторять по несколько раз. Он в полной прострации. Первый раз в жизни звонила в испанскую полицию. Это так странно, Лесь. У нас же совсем все по-другому.
— Я даже не знаю, как у нас, милая, — Леся гладит по руке, а потом приближается и обнимает меня, — спасибо тебе Кир. Не представляю какого это.
— Да ты чего? — удивляюсь.
— Для тебя это, наверное, тоже очень тяжело.
— Все нормально, — успокаиваю подругу, — просто надо немного поспать.
— Слушай, может, заберем Хавьера с Марсело к нам? Дома ему тяжело будет.
— Давай попробуем, — соглашаюсь я, — но вряд ли он согласиться. Ты ж знаешь Хаву: «Ночую только дома, в своей кровати» — повторила я его когда-то сказанные слова
— Попробовать стоит.
Мы докуриваем и направляемся к другу. Тот стоит бледный, заплаканный и какой-то безумно несчастный в объятиях своего парня.
— Хавьер, — обращаюсь я, — мы с Олесей подумали и решили пригласить вас к нам. Как думаешь? Дома мы быстро приготовим ужин, вместе поедим, а спать будете в моей комнате. Сами ляжем в Олесиной. Поехали?
— Кир-р-ра, — привычно растягивает мое имя друг, — спасибо тебе огромное, — кидается ко мне и сгребает в объятья, — не знаю, чтобы без тебя делал. Вы с Олесей самые человечные из людей.
Тоже обнимаю друга.
— Ну, чего ты, все нормально.
