— Вот только нотаций мне твоих сейчас не хватает, — бурчу я.

— Чего ты хочешь, Кира?

— Ого, — восклицаю я, — тебе вдруг стали интересны мои желания? — вскидываю удивленно брови.

— Не ерничай. Отвечай, чего ты хочешь?

— Спокойствия, уверенности и нормальных отношений, — выдаю заранее подготовленные слова, — ты этого мне дать не можешь. Поэтому, я думаю…

— Нет, — резко перебивает меня.

— А договорить мне можно? — рычу я.

— Нет.

— Да, что нет-то? Ты можешь дать мне отношения? Нет! — спрашиваю и сама же отвечаю, — у нас с тобой только гипотетически, — корчусь, как маленький ребенок, передразнивая его не так давно сказанные слова, — я тебе не нужна.

— Была бы не нужна, я бы не стоял сейчас здесь.

— Хорошо, исправлюсь: тебе нужен секс, а мне отношения.

Специально делаю паузу и жду, что ответит.

— Кира, как ты это себе представляешь?

— Я очень ждала, что это ты мне скажешь. Хотя бы то, что я тебе нравлюсь. Я уже не говорю про любовь. Это чувство выжжено у тебя и уже видимо очень давно. И в конце концов, почему я должна решать, как все будет? Не ты ли предложил мне быть твоей подстилкой? — ярость волнами прокатывается по телу, но стараюсь не кричать, а говорить, как можно спокойнее.

В этот момент в рюкзаке начинает петь знакомая мелодия. Этот рингтон сам Хавьер установил мне на свой контакт когда-то. Не реагирую. Мне сейчас важно договорить.

— Я не согласилась ею быть и других вариантов не вижу. Тем более, что другие варианты тебе и не походят. Я же правильно поняла?

Влад смотрит пристально. Под таким взглядом обычно съеживаются и пискнуть боятся, но я его не боюсь. Мне все равно, что он злиться.

— Влад?

Мужчина, что-то обдумывает. Ловлю его эмоции, как свои. Даже приближаю лицо немного в ожидании того, что он готовится сказать. Но в этот момент стихшая на телефоне музыка снова начинает играть.

Опять не реагирую. Не сейчас. Чувствую, что Влад хочет сказать, что-то очень важное.

— Кира, почему ты не принимаешь от меня помощь? — вдруг выдает совсем не то, о чем думал. Я точно знаю, он не это сказать хотел.

— Почему же, принимаю. Вот вчера, например. Спасибо, кстати.

— Ты же понимаешь, о чем я говорю?

— Про Россию? — уточняю на всякий случай.

Мелодия снова затихает.

— Да.

— А в качестве кого я ее приму? Я кто тебе Влад?

Снова это невыносимое молчание и его разбушевавшиеся желваки. Да что его так злит?

— Как друг? — и снова не то.

— С друзьями не спят.

— Коллега, черт возьми, знакомая. Да какая разница, кто мы друг другу. Я просто хочу тебе помочь.

— Зачем?

— Слишком много вопросов, Кира.

— А я привыкла, чтобы в жизни было всегда и все понятно. Терпеть не могу недомолвки. Давай расставим все точки над «i».

— Я не могу, Кира, — начинает Влад, а голос его, как будто надламывается и трещит, — я…

В рюкзаке снова оживает телефон.

— Да ответь ты уже, наконец, — злиться мужчина и на этот раз я достаю телефон.

Должно быть, что-то случилось, если Хавьер звонит мне уже в третий раз.

— Ола, амиго. Что случилось? — перехожу на испанский.

— Кир-р-р-а, — Хавьер плачет, а я пугаюсь до чертиков.

— Хавьер, милый, что стряслось? — почти ору в трубку.

— Кир-р-ра, мама умерла.

— Что? Когда?

— Только что. Кир, на моих руках. Ее больше нет.

— Я еду, держись. Я скоро буду. Лесе звонил?

— Нет.

— Я позвоню. Хавьер, я сейчас приеду, милый. Жди меня.

Отключаюсь. Видимо, Влад улавливает изменения в лице и с беспокойством спрашивает:

— Что случилось?

— У Хавьера мама умерла. Мне нужно ехать к другу.

— Мне поехать с тобой?

— Нет, не нужно. Он тебя не знает.

— Я могу как-то помочь? — злости, как и не бывало. Успокаиваемся в одну секунду. Весь конфликт уходит на второй план.

Влад в момент сгребает меня в охапку и не отпускает какое-то время.

— Держись, ладно? Если я нужен, я буду рядом с тобой, только скажи, хорошо?

— Хорошо. Спасибо. Мне нужно ехать. Хавьер совсем один.

Влад сажает меня в такси, и оно уносит меня совершенно в другой мир. Там, где мне все привычно, но нет Влада. Запоздало вспоминаю, что завтра у нас встреча с партнерами, а я в таком раздрае, что даже не знаю, смогу ли хоть что-то перевести. Да и вообще, смогу ли поехать. Достаю телефон, чтобы написать смс Владу, но падает смс от него:

«Завтра справлюсь сам. Английского будет достаточно. Будь рядом с друзьями. Напиши, если буду нужен».

Набираю в ответ: «Спасибо» и смайл с обнимашками. Следом набираю Лесе. Коротко говорю подруге о случившемся, а она сообщает, что уже стоит в аэропорту. С парнем поссорилась. Поэтому рано утром будет у Хавьера.

Кладу трубку и тяжело вздыхаю. День не задался с самого утра. А закончился просто катастрофой. Не знаю, как сейчас успокаивать друга.

29 глава

КИРА

Я практически не спала и валилась с ног. Голова гудела от переизбытка информации и сразу двух языков. За ночь пришлось общаться с теми, с кем в обычной жизни никогда бы не заговорила.

В испанских традициях родственника хоронят в первые же сутки, а не на третьи, как у нас. Это связано с жарким климатом и влиянием мусульман, несколько веков правивших на Иберийском полуострове. Точно сказать не могу, но на похороны откладывают всю жизнь и почти не хоронят в землю. Это очень дорого. В основном в стены в несколько этажей, как дома с подселением или кремируют, ставя урну в колумбарии.

Волей Роситы, мамы Хавьера, была кремация. По католической традиции с телом покойной приходят прощаться в церковь и по окончании процесса гроб на твоих глазах опускается в раздвижные двери вниз, в крематорий.

Почти все похороны были на мне. Я звонила в полицию — так принято. Именно они уже связываются с похоронной службой. Слава богу, семья Хавьера заключила договор со службой задолго до случившегося. Это тоже нормально в Испании, таким образом они избавляют своих близких от лишних проблем и трат.

Роситу в последний путь пришло провожать столько людей, что я подумала в церкви, ненароком объединили чьи-то похороны вместе с нашими. Но Хавьер объяснил, что раньше, до инсульта, его мать была любимицей на работе. Ее очень уважало руководство. Она любила громкие компании и имела обширный круг друзей и знакомых.

«Тогда, где все эти люди были, пока она лежала парализованная?» — мысленно вопрошаю я, но Хавьеру