Заходишь в болотных сапогах на перекат и забрасываешь «мушку» по течению. Потом просто держишь. «Мушка» прыгает по волнам на перекате. Хариус её видит и хватает.

Тут его нужно подсечь и подтянуть к себе.

Другой рукой вытаскиваешь из воды, отцепляешь крючок с «мушкой», суешь рыбину в сапог и снова забрасываешь снасть.

Увлекательное и захватывающее занятие.

А уж уха из хариуса — чистое объеденье! Ешь и нахваливаешь, ешь и нахваливаешь, остановиться не можешь.

За ухой взрослые пили водку, и даже мои охранники позволили себе по сто грамм. Я не стал — незачем, и так хорошо.

— Конечно, хотим, — сказали дядья, когда я сказал им про чистые записи Высоцкого. — Можешь достать?

— Ага, — сказал я. — У меня записи прямо от него, оригиналы, можно сказать. — Попрошу переписать чисто, есть люди.

— Обалдеть, — сказал Витька. — Ты знаешь Высоцкого? Лично?

— Знакомы немного.

Рассказывать об обстоятельствах нашего знакомства не стал, а дядья из деликатности не настаивали. Однако по глазам я видел, что их уважение к племяннику, и так не маленькое, выросло просто до небес.

Вечерело. Налетели облака гнуса, и жизнь сразу утратила значительную часть своих радужных красок.

— Вот он, зараза, никакого спасения, — вздохнул Витька и полез в рюкзак за мазью.

Мне мазь была не нужна, — при встрече с комарами или, как сейчас, с гнусом, я слегка менял биохимическую настройку своего организма, и мелкие кровососы не подлетали ко мне ближе, чем на полметра. Однако тоже намазался, дабы не возникали лишние вопросы.

После ухи неожиданно захотелось в туалет. Не мудрено. Надо было ограничиться одной миской, а я съел две.

Газеты в Советском Союзе использовались разнообразно: в них заворачивали еду, посуду, книги и всё, что угодно при необходимости.

С их помощью разжигали костры.

Они служили в качестве туалетной бумаги, скатерти и даже теплоизоляционного материала (обложи тело газетами, натяни сверху одежду и не замёрзнешь ночью в палатке).

Из газет делали головные уборы, защищающие волосы от извёстки, краски и пыли при строительных работах, и «козьи ножки», когда не было сигарет или папирос, а табак, наоборот, имелся.

Кульки для семечек и мухобойки.

Всего и не перечислить.

Ещё их читали, но это уже другая история.

Так что я оторвал хороший кусок газеты и поднялся.

— Отойду подальше, надо, — сообщил.

Мужчины понимающе кивнули. Борис и Антон, было, поднялись вслед за мной, но я их остановил:

— Сидите, ещё не хватало, чтобы меня при этом деле в тайге охраняли.

— Мазь от гнуса возьми, — посоветовал дядя Рюрик. — Задницу намазать.

— И всё остальное, — добавил дядя Гена.

— Ничего, я быстро.

— Ну-ну, — сказал Витька — единственный из дядьёв, к которому в силу его молодости я обращался прямо по имени, без добавления «дядя». — Если что, мы предупреждали.

Папа ничего не сказал и только усмехнулся. Он знал, что комары меня не едят, но, видя, что я помалкиваю, тоже не стал распространяться на эту тему.

Было ещё достаточно светло, солнце заходило и всё никак не могло зайти, — его огненный шар висел на западе прямо над рекой, окрашивая воду в цвет расплавленного металла.

Я отошёл подальше, за кусты и деревья, нашёл небольшую удобную полянку, снял штаны и присел.

Там протекал хороший полноводный ручей, метрах в пятнадцати от меня, впадал в Хор, журчал громко и мирно.

Поэтому я и не услышал.

Да нет, не поэтому. Просто расслабился.

А тигры умеют подкрадываться бесшумно.

Хотя, не думаю, что этот трёхметровый полосатый оранжево-белый красавец хотел ко мне подкрасться. Вероятно, он шёл к ручью напиться. А тут — нате вам! — человек на корточках и со спущенными штанами. Прямо скажем, — встреча, неожиданная для обеих сторон.

Расстояние между нами — один его прыжок. А мне ещё нужно встать и натянуть штаны. Да и куда бежать, пусть даже в орно, если за спиной, совсем рядом, мои дядья, папа и охрана? С подветренной стороны, поэтому тигр пока их не чует, но это пока.

Понятия не имею, как он ведёт себя в подобной ситуации.

Нападёт или нет?

У охраны два «макарова» — пукалки для этого зверя, не остановят.

У Рюрика в лодке есть ружьё, но пока достанет…

Я вошёл в орно и посмотрел тигру прямо в его жёлтые глаза.

Тихо, тихо… Я — не еда, а человек, меня лучше не трогать, потому что человек опасен…

Тигр едва слышно зарычал, обнажая острейшие белые клыки величиной с палец.

Неправильный подход. Попробуем иначе.

Мы с тобой почти одинаковые. Только я на двух ногах и не полосатый. Я тоже хочу пить, но уступаю очередь тебе. Пей и уходи. Потом я попью и тоже уйду.

Верхняя губа тигра снова поползла вверх, глаза сузились. Хвост нервно дёрнулся влево-вправо.

Снова не так.

Ладно.

Я сосредоточился и вошёл в сознание зверя, представил себе, что я — это он. Вот я стою на четырёх лапах и смотрю на себя, сидящего, на корточках со спущенными штанами. Воняет от меня, между прочим, абсолютно неаппетитно.

Вот я разворачиваюсь, иду к ручью.

Не торопясь, иду к ручью. Вот так.

Лакаю чистую холодную воду.

Отлично.

Теперь ухожу точно так же, как пришёл, мне больше нечего здесь делать…

Малая часть меня (так я это ощущал) покинула сознание зверя и вернулась к себе. Не выходя из орно, прислушался. Тигр уходил всё дальше, — гигантские лопухи, дудник амурский, зверобой и прочие дремучие дальневосточные травы смыкались за ним, словно воды озера