Образ совершенно непонятный. Из другой песни можно заключить, что этому зелью приписывали какую-то целительную силу. Голубка говорит голубю, что не может вымолвить словечка: сердце у ней обкипело кровью. «Я достану царь-зелья, — говорит голубь, — попарю твое сердце». — «Не поможет царь-зильля — разве Бог один поможет».

«Ой, голубонько сивий,

Словця не промовлю:

Обкипило сердце

Чорвоною кровью». —

«Ой, голубонько сива,

Царь-зильля достану,

Серденько попарю!» —

«Ой, голубонько сивий,

Царь-зильля не поможем,

Хиба нам поможе

Та наш милый Боже!»

Сон-трава (anemone pulsatilla) встречается в одной только песне, которую наши этнографы отнесли к гетману Ивану Свирговскому. Хотя начальные два стиха этой песни:

Плакала стара баба Грициха,

Мов перепелиха, мой перепелиха, —

очевидно выдуманы, но дальнейшие могут быть народными, по крайней мере мы не имеем основания положительно отвергать их народность.

Молода сестра сонь-траву рвала,

Старую питала, старую питала:

«Чи той сон-трава козацькая сила?

Чи той сон-трава козацькая могила?» —

«Ой, той сон-трава голубонько зростився у поли,

Та пиймала ту траву недоля та дала моий дони.

Ой, доню моя, доню, годи сумовати,

Що нашого молодого Ивана в могили шукати».

Сестра рвала сон-траву и спрашивала старуху, что значит этот сон-трава — козацкую ли силу или козацкую могилу? Ответ на это таков: «Этот сон-трава вырос в поле, поймала эту траву недоля и дала моей дочери. Полно тосковать, моя дочь: уже наш Иван теперь в могиле». По-видимому, эта песня имеет связь с поверьем, существующим, по свидетельству Маркевича и Сахарова (укр. мелодии и русск. чернокн. 43), в Украине и Великой Руси, о том, что, положив сон-траву под подушки, можно увидеть и узнать во сне тайну, которую пожелают. Но, приводя эту песню, мы все-таки принуждены отнести ее к разряду таких, о народности которых может возбуждаться до известной степени сомнение, о чем скажем после. Трой-зильля упоминается в песне, которой содержание таково:

Марисенька на дгижку (по др. варианту: во полози)

лежала,

Чорним шовком головку связала;

Наихали три козаки з повку,

Розвязали Маруси головку.

Один каже: «Я Марусю люблю».

Другой каже: «Я Марусю возьму».

Третий каже: «На шлюбоньку стану».

«Ой, хто мини трой-зильля (по волынск. варианту:

трех-зильля) достане,

Той зо мною на шлюбоньку стане».

Обизвався козак молоденький:

«Есть у мене три кони на стани:

Перший коник як голуб сивенький,

Другий коник як лебедь биленький.

Одним конем море перепливу,

Другим конем поле перейду,

Третим конем трой-зильля достану».

Ой, став козак трой-зильля копати,

Стала над ним зозуля ковати:

«Кидай, кидай трой-зильля копати,

Иди Марусю з весильля стричати».

Иде козак поле и другое,

А на третье та став зворочати,

Став Марусю з весильля стричати.

Маруся заболела, обвязала черным шелком голову. Приехали трое козаков, один говорит: «Я Марусю люблю»; другой говорит: «Я Марусю люблю»; третий: «Я с Марусей обвенчаюсь». Маруся сказала: «Кто мне достанет трой-зильля, тот со мною обвенчается». Откликнулся молодой козак: «У меня три коня в конюшне: первый — сиз, как голубь, другой черен, как галка, третий бел, как лебедь. На первом коне переплыву море, на другом перееду поле, а на третьем достану трой-зильля». Вот стал козак копать трой-зильля, стала над ним куковать кукушка: «Перестань копать трой-зильля, иди встретить Марусю, она идет с своей свадьбы!» Едет козак по полю, едет и по другому; как стал он сворачивать на третье поле, встречает Марусю — она идет с своей свадьбы! «На то меня мать родила, — говорит Маруся, — чтоб я дурачила козака».

Ой, на тее та мати родила,

Щоб дивчина козака дурила?..

По другому варианту, козак снял с Маруси голову и сказал: «Вот тебе, Маруся, свадьба, не посылай козака за зельем!»

Ой, став козак шаблю витягати,

Став Маруси головку здиймати,

Ой, у поли макивка бринила,

То Маруси головка злетила.

Ой, у поли макивка зацвила,

То Маруси головка загнила.

«Оттож тоби, Марусю, трой-зильля,

Не починай без мене весильля!»

Трой-зильля — растение совершенно баснословное и едва ли не напрасно было бы искать в ботанике этого растения.

Божье дерево — Биж дерево (Artemisia abrotatjum) упоминается только в галицкой колядке (хотя Божье дерево собственно кустарник, но мы помещаем его здесь так, как оно упоминается раз с травянистыми растениями. — Прим.); оно должно вырасти вместе с мятою и барвинком из посеянного пепла трех девиц, убитых мачехою за то, что не устерегли от пташек золотой ряски на коноплях.

Посияла ленку за загуменку,

Ленок ся не вродив лен конопельки.

На тих конопельках золота ряса.

Обдзюбають ю дрибни пташкове.

Оганяли ей три сиритойки:

«Ште, ге, ге, ге! Дрибни пташкове,

Не обдзюбайте золоту рясу:

Эй бо ми маме люту мачиху,

Она нас спалить на дрибний попелець,

Она нас посие в загородойци,

Та з нас ся вродить трояке зильля:

Перше зилейко — биждеревочок,

Друге зилейко — крутая мята,

Третье зилейко — зелений барвинок,

Биждеревочок — дивкам до кисочок,

Крутая мята — хлопцем на шапята,

Зелений барвинок — дивчатам на винок».

Золотая ряска есть фантастическое представление золотых блесток наподобие водяной травы ряски. Что касается до самой этой травы в натуре, то есть водяной ряски, то она иногда встречается в песнях и принадлежит к любовным растениям.

Одбивае од берега щука риба ряску;

Утеряла дивчинонька у козака ласку;

А я тую дрибну ряску зберу у запаску,

А ввечери козакови пидийду пид ласку.

Золотая ряса встречается еще в другой галицкой же песне, где описывается, что девица стерегла золотую рясу, налетели райские пташки, стряхнули рясу. Девица, пробужденная звуком золотой рясы, собрала ее и понесла к золотых дел мастеру, который должен был делать ей золотую шубу, золотой пояс, серебряный перстень и перловую тканку на голову.

А в поли близко