не могу.

Я распахнул дверь и двинулся по гнетущим извилистым коридорам, утопая в пустоте. Стояла тишина, нарушаемая лишь звуком моих торопливых шагов, напоминающим обо всем, от чего я не мог убежать. Но вместо шагов в ушах раздавался мелодичный голос Тисааны – напоминание о том дне, который мы провели в столице несколько месяцев назад.

Отсчитывая шаги, я слышал ее слова опять и опять.

«Если я потеряюсь, меня уже никогда не найдут».

«Никогда не найдут».

Глава 40

Тисаана

Я помню только сны.

Я терялась в хлещущем потоке ярких образов, тонула в осколках незнакомых, но близких людей. Светловолосая женщина в красивом фиолетовом плаще надкусывает яблоко. Пара обветренных рук сжимает дверную ручку. Резкий укус холода, когда, ступая босыми ногами по керамической плитке с затейливым узором, я угодила в лужу холодной воды в месте, которого никогда раньше не видела. Горло сжимается, пытаясь протолкнуть разные голоса.

Распахнув глаза в непроглядной тьме, я так резко вдохнула, что втянула стекающие по лицу капельки пота.

Голова пульсировала жестокой болью так, что я практически слышала ее внутри черепа. Во рту скопилась слюна. Где-то на окраине сознания мелькнула мысль, почти заглушенная пульсирующей головной болью: очень не хочется, чтобы меня стошнило на кровать.

Я откинула одеяло и с наслаждением коснулась босыми ногами прохладных плит пола. Шатаясь доковыляла до ванной, примыкающей к спальне, и склонилась над раковиной, придерживаясь за ее край.

Мотнула головой, чтобы убрать с лица свисающую прядь волос. Она тут же упала на прежнее место, заслонив мне глаза.

Приближались шаги босых ног, и мягкий белый свет медленно наполнял комнату, освещая мое лицо в зеркале.

Мое лицо. Лицо Макса.

Мое лицо.

Где-то далеко то и дело всплывала мысль, что я ожидала увидеть что-то другое.

– Макс, – раздался за спиной хриплый со сна шепот.

Я оглянулась и увидела в дверном проеме Нуру. Она сонно моргала, по плечам рассыпались пряди волос. Нура выглядела странно… юной.

– С тобой все хорошо? – спросила она.

Я открыла рот, чтобы ответить, но вместо этого проснулась.

Все хорошо.

Чья-то рука поглаживала мою спину плавными круговыми движениями.

Было темно. Все болело.

Макс.

Я не осознавала, что произнесла его имя вслух, пока не услышала ответ:

– Не разговаривай.

Мои глаза медленно привыкли к темноте, и я обнаружила, что смотрю на свисающие надо мной серебряные косы. Нура. Я смогла поднять голову ровно настолько, чтобы разглядеть ее. Затем все мышцы отозвались резкой болью, я перекатилась на бок и свернулась в комок.

Поклянусь: только что я видела Макса. Но это не могло быть правдой. Макса здесь нет. Мне опять приснился сон?

– Где он? – Я еле выговаривала слова.

– Не знаю, – тихо произнесла Нура. – Никто не знает.

Желудок скрутило тошнотой, но я только крепче сжала зубы. Хорошо.

– Надеюсь, он далеко…

– Тсс. – Прохладная ладонь Нуры смахнула пот с моего лба. – Спи. Твоему телу нужно время, чтобы исцелиться.

Меня начало накрывать плотным одеялом тьмы, заглушая все чувства, и сердце сжалось от страха.

Нет, нет, нет, нет. Я не хотела возвращаться в ту реку, где текли сны. Ни за что. Она убьет меня.

В угасающее сознание ворвалась волна боли, на мгновение захлестнув меня с головой. Придя в себя, я обнаружила, что стиснула руку Нуры – до дрожи в пальцах.

Я солгала Зериту: я боялась. Боялась так сильно, что не могла дышать. Мой отчаянный взгляд метнулся к Нуре, и я поняла, что она уловила мое молчаливое признание.

– Все хорошо, – прошептала она.

Я держалась за ее руку как за единственную связь с этим миром, пока прикосновение ее пальцев не растворилось во тьме.

– Все хорошо, Тисаана. – Голос Нуры разлился эхом, исчезая вместе со мной. – Я никуда не уйду.

Сон. Воспоминание

– Макс, я никуда не уйду.

Я моргнул. Сквозь пульсирующую головную боль не сразу осознал, что она сказала.

Девушка протянула руки и ухмыльнулась. Прямые черные волосы свесились ей на лицо. Ярко-зеленая змея свернулась в ее руках и смотрела на меня немигающими желтыми глазами.

– Можешь возмущенно пялиться на меня сколько хочешь. Я никуда не уйду. И она тоже. – Девушка посмотрела на свою ношу и картинно надула губки.

– Она не виновата, что ты ее боишься. Вытяни руки.

Мы стояли в маленькой пыльной комнате, куда через огромное окно проникал свет, а вдоль стен тянулись полки с золотыми клетками и маленькими стеклянными ящиками.

Кира приподняла брови, и ее ехидная ухмылка сменилась кривоватой улыбкой, настолько похожей на мою собственную, что я до сих пор не переставал удивляться. Прошло шесть месяцев, и я начал забывать, что при рождении нам досталось одно лицо.

– Мне не нравятся существа, которым не хватило элементарного приличия, чтобы отрастить конечности, как всем остальным, – ответил я.

– Тебе не нравятся сороконожки, а у них много конечностей.

– Меня устроит что-то среднее между гадюкой и сороконожкой. – Я перевел взгляд на змею – та уставилась на меня с неменьшей тревогой. – Убери эту штуку.

Кира шумно вздохнула, но вернула змею в клетку. Та подчинилась так быстро, словно действительно поняла, чего от нее хотят. Кира обладала бесспорным талантом обращаться с подобными тварями.

– Она моя любимица среди новеньких. После твоего отъезда я добыла множество новых экземпляров.

Беглый осмотр хижины подтвердил ее слова. Когда я уезжал, помещение было наполовину пустым, но Кира только начинала. Отец согласился отдать ей старый сарай в лесу в обмен на обещание никогда, ни при каких обстоятельствах больше не приносить в дом никакую живность, даже самую маленькую. Особенно маленькую.

Когда я приехал домой в отпуск, первым делом она притащила меня сюда. Она едва дождалась, пока я поздороваюсь с другими членами семьи, и увела меня в лес, чтобы показать пополнение своей коллекции.

Кира поставила клетку с зеленой змеей обратно на полку, рядом с дюжиной других змей разных видов, размеров и цветов. Затем схватила стеклянный ящик с нижней полки:

– Ты только посмотри на него!

Я глянул на огромного черного жука, чей блестящий панцирь отражал свет из окна фиолетовыми и зелеными бликами.

– Миленький.

– Ты знаешь, что он ест?

Я покачал головой.

– Тухлое мясо.

– Очаровательно.

– Не переживай, они едят только тех, кто уже мертв.

– Отлично, а то я начал беспокоиться.

Я пробежал взглядом по стене. Больше всего на свете Кире нравились змеи, так что они были представлены в большом количестве. Но похоже, что нижнюю полку она выделила для насекомых: жуки, муравьи, маленькие извивающиеся личинки.

Я остановился у одного стеклянного ящика:

– Странно, что она попала в твою коллекцию. – Я указал на обитателя ящика. – Выглядит обычной и даже красивой.

Кира проследила взглядом, куда я показываю. В ящике на покрытой мхом ветке сидела бабочка, подрагивая мерцающими бордовыми крыльями.

– О! Я тоже сначала так думала. Но! – Темные глаза сестры загорелись. – Знаешь ли ты, что, когда гусеницы вьют кокон, их тела полностью растворяются? Они превращаются в липкую гусеничную слизь с парой самых необходимых органов. У них даже мозга нет.

– Отвратительно. – Я наморщил нос. – Откуда