с 1870 по 1874 год, а пика этот показатель достиг в 1880–1884 годы, когда составил 215 миллионов рублей. Возможно, еще более показательна другая оценка: в 1850-е годы на Нижегородскую ярмарку приходилось более половины стоимости товаров, проданных на всех 4670 ярмарках России[707]. Бремнер в 1830-е годы писал, что товары, продаваемые на ярмарке, могли стоить около 12 миллионов фунтов и что ярмарка была гораздо богаче, чем хорошо известная европейцам ярмарка в Лейпциге[708].

Нижегородская ярмарка, безусловно, была невероятно впечатляющим примером живости, разнообразия и размаха торговли в России, сосредоточенной на Волге, и демонстрировала географическую важность реки для торговли между Востоком и Западом, Азией и Европой. Однако путешественники и того, и более позднего времени описывали ярмарку и как свидетельство отсталости России по сравнению с принятыми в Европе более передовыми транспортными и торговыми системами. Лоуренс Олифант, британский писатель и путешественник родом из Южной Африки, побывавший на ярмарке в середине XIX века как представитель куда более индустриализированной страны, был беспощаден. «Ярмарки», как писал он, свидетельствовали о «примитивных условиях торговли»; их место должны были занять большие индустриальные города. Ярмарки, по его мнению, «говорили о варварстве»[709].

На самом деле деловая жизнь на Нижегородской ярмарке не была статичной; на протяжении XIX века преобладали разные товары, появились помещения для обмена валюты и для выдачи кредитов. В 1880-е годы ярмарка действительно сократила масштабы и, хотя в начале ХХ века наметилось небольшое оживление, к 1913 году она быстро клонилась к упадку. Во многом дело было в международной конкуренции и изменениях в международном климате. Например, чай, который прибывал в Нижний Новгород из Китая, в конце XIX века уже не мог конкурировать с так называемым кантонским чаем, который завозился в Европу из Китая через Лондон. Перестроились в пользу рынков в Центральной и Западной Европе и торговые пути из Персии и Средней Азии.

Еще одной причиной упадка ярмарки стало развитие в России железнодорожного сообщения, о котором говорилось выше. Железная дорога пришла в Нижний Новгород в 1862 году и сначала никак не вредила ярмарке – наоборот, по ней в город приезжали товары и люди. Но со временем альтернативные и более дешевые маршруты, предлагаемые железными дорогами, заставили производителей уходить с ярмарки в поисках более гибких возможностей для экспорта. Весьма примечательно, что Волга и волжские города сохраняли серьезное экономическое значение, несмотря на изменения в международной торговле и транспортных путях. Впрочем, это тоже можно рассматривать как признак экономической отсталости России и слишком медленных темпов индустриализации и урбанизации. Однако эти темпы резко ускорились в конце XIX и начале XX века, о чем и пойдет речь в главе 12.

Глава 11

Волга и русское самосознание

Литература, искусство, туризм

О Волга! после многих лет

Я вновь принес тебе привет.

Уж я не тот, но ты светла

И величава, как была.

Кругом все та же даль и ширь,

Все тот же виден монастырь

На острову, среди песков,

И даже трепет прежних дней

Я ощутил в душе моей,

Заслыша звон колоколов.

Все то же, то же… только нет

Убитых сил, прожитых лет…

О Волга!.. колыбель моя!

Любил ли кто тебя, как я?

Один, по утренним зарям,

Когда еще все в мире спит

И алый блеск едва скользит

По темно-голубым волнам,

Я убегал к родной реке.

О, горько, горько я рыдал,

Когда в то утро я стоял

На берегу родной реки, —

И в первый раз ее назвал

Рекою рабства и тоски!..

Н. А. Некрасов, «На Волге»

Это стихотворение написал Николай Некрасов, который вырос в поместье в Ярославской губернии на Верхней Волге. Оно создано в 1860-е годы и иллюстрирует некоторые темы этой главы, посвященной развитию русской идентичности: сентиментальные мысли о красоте и величественности Волги, подлинную «русскость» реки, изображение ее как «матери» или «Руси-матушки», а также до определенной степени ее сакрализацию. В то же время образ реки используется для критики общественных условий в России во второй половине XIX века: это была река не только славы, но и горя. Со временем Волга внесла огромный вклад в процесс развития русской идентичности и русского самосознания.

Волге посвящали поэтические оды еще во второй половине XVIII века, о чем мы писали в главе 5. Оды писались для Екатерины II, особенно после ее посещения Казани в 1767 году, для утверждения «укрощения» реки царями. Волга в то время все еще воспринималась как разграничительная линия между Востоком и Западом, между Европой и Азией; теперь же она стала послушной приказам царя. Эти крайне формальные оды писались ради императрицы и для утверждения престижа российской имперской власти за границей; однако к XIX веку стихи стали доступны гораздо более широкой образованной российской аудитории. Стихотворения публиковались отдельно и выходили в литературных журналах; их читали в салонах, на собраниях и в домах известных дворян и купцов. Таким образом, выраженные в этих стихах идеи относительно Волги затрагивали куда больший процент населения России.

В первой половине XIX века преобладающим культурным движением в Европе был романтизм. Он подчеркивал важность эмоций, оттеснив на второй план ценности Просвещения, которые воспринимались как холодный рационализм. В поэзии и живописи романтизм привел к открытию красоты природы, особенно непокорных диких пейзажей гор и рек. Это движение возникло в Германии, но распространилось на весь остальной континент, включая Россию. Русские поэты и художники тоже приняли участие в этом культурном движении, но на первых порах им сложно было найти положительные моменты в бледности и однообразии русской деревни с суровыми зимами и почти что не тронутыми человеком лесами или же обширными степями на юге. Все это разительно отличалось от красоты гор и водопадов Швейцарии, колорита прибрежных средиземноморских деревенек с романтичными руинами древнеримского времени или живописных лесных опушек Англии или Германии. Но со временем русские писатели и художники не просто приняли русский пейзаж, но и осознали, что в некоторых отношениях он даже превосходит европейские. И особую роль в этом процессе сыграла Волга.

Уже в начале XIX века некоторые русские писатели защищали русский пейзаж, утверждая, что он не просто не уступает пейзажам Европы, но и превосходит их в живописности, притом ключевую роль в этом их убеждении играла Волга. В опубликованных в 1816 году «Письмах русского офицера» Федор Глинка критиковал «суждения иноплеменников о суровости нашего климата, о грубости народа» и акцентировал внимание на мощи Волги и особых качествах этой реки, отличающих ее от более привычной и приземленной пасторали других европейских пейзажей того времени: