Джой втягивает прерывистый вдох, выдавая редкие эмоции.

— И одну из этих вещей она вот-вот потеряет.

Я рефлекторно сжимаю её ладонь. Между нами воцаряется молчание, пока я изучаю её глаза.

— Она это знает?

Она качает головой.

— Я не могу.

— Мисс Саттер, вы должны ей сказать.

Ладонь Джой крепко стискивает мою, пока она моргает, глядя в потолок.

— Я не знаю, как. Я не знаю, как разбить сердце моей дочери. Я всегда давала Уилле одно обещание — что я никогда её не брошу, что она всегда может рассчитывать на свою маму, которая будет рядом.

Я нежно поглаживаю её кожу большим пальцем.

— При всём уважении, вы дали обещание, которое никогда не сумели бы сдержать. Родители всегда оставляют их детей, если только по ужасному стечению обстоятельств дети не уходят первыми. Уилла это знает. Она будет горевать, и ей придётся непросто, но не потому, что вы её подвели. Вы не сделали ничего плохого, заболев…

Слёзы стекают по её щекам, пока она смотрит в потолок.

— И умерев, — шепчет Джой.

Я сглатываю ком в горле.

Снова воцаряется молчание, пока солнце прячется за облако, оставляя нас в тени. Джой сжимает мою ладонь и притягивает меня ближе.

— Пообещаешь мне кое-что? — её глаза встречаются с моими. — Не бросай её и не сдавайся, ладно?

Я лишь киваю, потому что мне сложно найти правильные слова. Джой отпускает мою руку и поднимает мизинец.

— Я серьёзно, Бергман, иначе я стану привидением и буду тебя преследовать.

Я смеюсь вопреки сиплости в горле, смаргиваю слёзы и зацепляю её палец своим.

— Договорились.

— А теперь, — Джой отпускает мой палец и откидывается назад, чинно сложив ладони на коленях и закрыв глаза. — На чём мы остановились?

Глава 23. Уилла

Плейлист: The Lumineers — This Must Be The Place

Прижавшись одним ухом к щёлке двери, я сосредоточенно зажмурилась. Это первый раз, когда я слышу данные слова произнесёнными вслух. Моя мать умирает. Я отказывалась это признавать, но знала. Подсознательно я понимала, почему она покинула больницу, но слышать это, думать об этом намного больнее.

Должно быть, я в шоке, потому что я не плачу. Моё дыхание даже не сбивается. Душевная боль подобна раскалённому ножу, рассекающему мою грудную клетку. Она раздирает мою грудь, и у меня такое чувство, будто я смотрю, как моё сердце накреняется, вываливается из моей груди, с влажным шлепком приземляется на паркетный пол. Далее такое ощущение, будто мои внутренности медленно и размеренно разматываются. Это печальная и тошнотворная параллель с тем, как я разматывала тот шарф с шеи и обнажала своё тело, чтобы помучить Райдера.

Райдер.

Я слышу его голос по ту сторону двери.

Моё тело отрешено от моего сознания. Я уплываю прочь, смотрю сверху вниз на себя, привалившуюся к полу фрагментированной горой конечностей. Мои лёгкие — следующая жертва. Они сжимаются. Скукоживаются и съёживаются, пока я хватаю воздух ртом.

Я вижу себя, свернувшуюся калачиком на полу.

Мои рыдания беззвучны. Я лишена воздуха, выпотрошена, изломана, пока…

Смех. Гортанный смех мамы дёргает меня обратно в моё тело, снова вбивая всё внутрь, сплетая меня воедино. Мои лёгкие наполняются. Сердце безопасно бьётся внутри груди. Моё нутро сжимается. Всё там, где и должно быть, пока я слушаю. Настроение в комнате меняется.

— Перечитай первое предложение, пожалуйста, — говорит мама.

— Вся моя борьба была тщетной! — голос Райдера звучит низко и хрипло. Он читает реплики Дарси с правдоподобными и выразительными терзаниями.

Он её джентльмен-чтец.

Ох, бл*дь.

Горячие крупные слёзы катятся по моим щекам. Вот ведь засранец. Этот раздражающий засранец-лесоруб читает вслух моей больной маме и превосходит Колина Фёрта.

— Ничего не выходит. Я не в силах справиться со своим чувством. Знайте же, что я вами бесконечно очарован и что я вас люблю…

Я заворожённо слушаю, плотно прижимаясь ухом к двери. Знаменитая пылкая сцена, где Дарси по глупости унижает семью Элизабет, указывает на каждый их недостаток. Когда он заканчивает, я слышу, как мама тяжело вздыхает.

— Мне всегда хотелось, чтобы Остен нас не мучила, — говорит она прежде, чем её останавливает мокрый кашель. Наконец, она переводит дыхание. — Столько тоски в Пемберли, столько недопонимания из-за Джейн, потом из-за Уикхема. Мне хотелось бы, чтобы Лиззи и Дарси сказали друг другу, что происходит. Тогда они могли бы сразу перейти к «жили они долго и счастливо».

— Ну, в реальной жизни я с вами на сто процентов согласен, — говорит Райдер. — Не вижу смысла в чём-либо, помимо прямолинейного общения.

Мама кашляет.

— Аминь. Если бы все говорили чёртову правду, мы могли бы избежать огромного количества драмы.

— Согласен. Но, похоже, для большинства людей всё не так прямолинейно. Чтобы говорить непростую правду, нужно время и храбрость, тогда как для прямолинейных и аналитических людей вроде вас и меня это работает по умолчанию. Это не качество, это просто наша природа.

— И само собой, в случае с Лиззи и Дарси, это литература. Она создана мучить нас, за неимением лучшего слова, но в приятной манере. Растягиваемое напряжение — это лучшая часть.

Голос Райдера звучит низко и особенно хрипло. Он говорит так, будто от силы успел влить в себя чашку кофе перед тем, как мама начала атаковать его телефон просьбами почитать для неё.

— Нужно продраться сквозь их неумение быть уязвимыми, их упрямый страх открыться, который вызывает все эти непонимания, и только потом будет воссоединение. Оттого-то оно и кажется таким долгожданным и значимым, — говорит он. — Сладость того, что они признаются в своих чувствах, сильна лишь потому, что они столько всего преодолели, чтобы прийти к этому пониманию. Им пришлось проработать свои комплексы и предположения, бороться, чтобы открыть правду. Тогда, и только тогда, они понимают, что значат друг для друга.

Мама тихо смеётся.

— Ты так говоришь, будто прекрасно понимаешь, каково это, молодой человек.

Я слышу, как тело Райдера ёрзает на стуле. Он прочищает горло.

— Это… это хорошая история. Я читал её ранее, в прошлом году проходил в рамках курса. Любой сказал бы вам то же, что говорю я.

— Но, возможно, не каждый это прочувствовал бы.

Воцаряется долгое молчание, которое потом нарушается голосом Райдера.

— Возможно.

— Ладно. Я перестану заставлять тебя говорить о чувствах. Спасибо, что перечитал. Теперь давай перейдём к хорошей части.

— Ладно, — Райдер прочищает горло.

Я сижу там дольше, чем следовало, слушаю, как Дарси и Лиззи проясняют недопонимания, и Дарси делает второе предложение. Я подслушиваю, совершая все те же проступки, за которые отчитывала Райдера,