до этого момента были очень осторожны в выражениях, – произнес он. – Точнее сказать, стояли на разделительной черте. Но мне необходимо знать: вы поддерживаете профессора Робинсон или нет?

– Я вам этого не скажу, Арман.

– Почему?

– Потому что я почетный ректор университета, и мои личные и политические убеждения должны оставаться при мне, чтобы я не влияла ни на студентов, ни на персонал.

– Для меня ваши слова звучат как поддержка Эбигейл. И все же…

– Oui? – сказала она.

Он протянул ей щетку, а сам принялся второй счищать снег с одной стороны машины.

– И все же, – повторил Гамаш, остановившись и взглянув на нее, – я не могу поверить, что вы поддерживаете такое ужасное предложение. Фактически предложение массового убийства.

– Но вы считаете, что на одно убийство я все-таки способна? Таким образом, я либо солидарна с Эбигейл и рада поддержать массовое убийство, либо я против нее и тогда соучаствовала только в одном убийстве. Это, полагаю, прогресс. Ну и ум же у вас, Арман. Я вас уважаю, но не завидую вам. Не завидую жизни с таким взглядом на человечество.

Он стал счищать снег со стекол машины, с капота.

– Не на человечество. А на некоторую выборку из него. Будьте осторожны, Колетт. Не у меня одного есть глаза и уши.

Отъезжая, он бросил взгляд в зеркало заднего вида. Роберж стояла на дорожке, смотрела ему вслед. А за ее спиной, не видимая почетному ректору, в окне маячила фигура. Эбигейл Робинсон наблюдала за ними.

Глава двадцать восьмая

По приезде Гамаша в оперативный штаб пришли данные вскрытия. В них не было ничего такого, о чем бы полицейские не знали или не подозревали.

Жизнь Деборы Джейн Шнайдер оборвалась около полуночи между 31 декабря и 1 января.

Причина смерти: удар тупым предметом по затылочной части головы. Орудие убийства: полено, скорее всего колотое.

Вернулась Изабель Лакост, и теперь все сидели за длинным столом для совещаний в подвале и смотрели видео. Не всё, а только эту часть. Прокручивали снова и снова. Потом Бовуар остановил запись на кадре, показывающем лицо Жильбера.

Гамаш откинулся на спинку стула.

– Что скажете? Является ли Винсент Жильбер соучастником?

Изабель категорически покачала головой:

– Non.

– Он там присутствовал, – сказал Жан Ги. – Стоял рядом с этим типом.

– Но Тардиф не собирался там стоять, – отмахнулась Изабель. – Он хотел быть гораздо ближе к сцене. Отошел назад, только когда увидел нас. Я несколько раз говорила с Тардифом и уверяю, что Винсент Жильбер, какие бы планы ни лелеял, никогда не выбрал бы его в сообщники. А уж тем более в сообщники убийства.

– Почему ты так решила? – спросил Бовуар.

– Потому что Жильбер нашел бы помощника, понимающего, что надо делать. Эдуард Тардиф хороший парень, трудяга, порядочный человек, доведенный до кипения. Он не годится в организаторы преступления.

– Он все настолько просчитал, что чуть не выполнил намеченное, – сказал Бовуар.

– Но не смог уйти, – напомнила ему Лакост. – Жильбер никогда не согласился бы на план, согласно которому его сообщника арестовывают на месте преступления.

– Верно, – кивнул Бовуар.

– И я думаю, что и Тардиф не выбрал бы Жильбера, – продолжила свою мысль Изабель. – Они несовместимы. Высокомерный ученый и наивный лесоруб?

– Тебе он нравится, – сказал Гамаш. – Тардиф.

Лакост задумалась.

– Я его понимаю.

– И ты ему симпатизируешь? – спросил Гамаш.

Она неторопливо кивнула:

– У меня мама тоже не молодеет. И я бы на его месте чувствовала то же самое.

– А вот это зря, – нахмурился Гамаш. – Эдуард Тардиф не вдруг подобрал пистолет с полу и принялся стрелять. Он это спланировал. За несколько дней. Придумал отвлекающий маневр. Чуть не вызвал панику. Это никакое не crime passionnel[89]. Это хладнокровная попытка убийства, поставившая под угрозу сотни человеческих жизней. Давай не будем романтизировать месье Тардифа и его мотивы или действия.

Гамаша беспокоило, что с его ведущими и самыми закаленными детективами именно это и происходит: они превращаются в романтиков.

Расследование пробудило в них бурю эмоций. Да и в нем самом тоже.

– Désolée, patron, – вздохнула Изабель. – Но у нас проблема. Не думаю, что доктор Жильбер был соучастником, и вместе с тем я не уверена в сообщничестве брата. Альфонса.

– Почему? – спросил Бовуар.

– Как я уже говорила, он выложил все слишком быстро и был явно потрясен, увидев запись. Похоже, он не ожидал ничего подобного. Я хочу еще раз поговорить с ним.

– Я не думаю, что мы можем исключить участие святого идиота, – сказал Жан Ги. – Может, Жильбер и не сообщник, но он ввел нас в заблуждение в том, что касается его отношений с почетным ректором. Он не сказал нам, что был на лекции. И вчера он был на вечеринке. Он единственный, кто присутствовал в обоих случаях.

– Если не считать саму Робинсон.

– И тебя. – Изабель прищурилась, глядя на Жана Ги.

Если у нее и было любимое занятие, то в первую очередь – подкалывать Бовуара.

– Не вынуждайте меня садиться между вами, – произнес Гамаш. – Я считаю, что, возможно, два эти случая никак не связаны. Первый был запланирован. Второй – нет. И мы до сих пор не знаем, была ли Дебби Шнайдер намеченной жертвой.

– Я говорил с ее отцом, – сказал Бовуар.

Не было нужды описывать, в каком состоянии тот находился. Разум его пошатнулся от горя, сердце было разбито.

– Он пытался быть полезным, но мало что смог вспомнить. Однако подтвердил, что Дебби и Эбигейл дружили с детства.

– Он знал про сестру Эбигейл Марию? – спросил Гамаш.

– Я не знал про нее, когда говорил с ним, поэтому не спрашивал.

– Ты можешь ему перезвонить и задать вопрос: была ли сестра у Эбигейл?

– Безусловно. – Бовуар сделал себе заметку на память. – По словам месье Шнайдера, у дочери не было недоброжелателей, во всяком случае, он не смог назвать ни одного; а поскольку она никогда не бывала в Квебеке, он недоумевал, кому она тут помешала.

– А ее бывший муж? – спросила Лакост.

– Она много лет его не видела, а расстались они по-дружески. Похоже, тут все чисто. Еще я поговорил с заведующим кафедрой профессора Робинсон.

Гамаш подался вперед.

– Хотя завкафедрой прямо этого не сказал, но из беседы с ним мне стало ясно, что он сильно разочаровался в профессоре Робинсон. Да, по его мнению, она блестящий ученый. Они гордились тем, что ее выбрали провести постпандемическое статистическое исследование для Королевской комиссии. Однако, ознакомившись с предварительным отчетом, он попросил ее прекратить эту работу. Сказал, что расчеты верны, а выводы ошибочны.

– Но она, конечно, отказалась.