– И самым ценным у великого Поликрата оказался этот перстень? – с сомнением произнес Эмилий Лет.

– Не знаю, но, во всяком случае, Геродот пишет, что, бросив в море этот золотой перстень с красивым камнем, Поликрат сильно огорчился. А наутро рыбак принес ему огромную рыбу, сказав, что такая рыба не достойна простого смертного, ее должен есть царь. Когда рыбу стали готовить к царскому столу, то в желудке у нее и нашли этот самый камень. Боги не приняли жертву Поликрата, вернув перстень обратно. Вскоре после этого Поликрата хитростью заманили в город Магнезию и убили.

– Печальная история! – констатировал префект претория, которому стало несколько не по себе, так как сейчас он остро нуждался в добрых предзнаменованиях.

– Этот перстень оказался много веков спустя у Ливии, жены Октавиана Августа. Она пожертвовала его в храм! Префект, разве не удивительно, что мы все сейчас можем видеть тот самый перстень – насмешку богов?! Не зря перстень Поликрата именно в храме Конкордии. Он говорит нам, что нельзя зарываться, слишком гордиться собой и гневить обитателей Олимпа.

При последних словах Дион Кассий пристально посмотрел на префекта претория, и Эмилию Лету показалось, что это намек на него, словно сенатор что-то знает. Лет ничего не ответил, отвернулся от Кассия и как раз увидел, что входит консул Квинт Помпей Сосий Фалькон. Его обступили сенаторы. И в их сопровождении он проследовал к консульскому креслу.

Префекта претория стало раздражать, что ему не оказывают соответствующего внимания, хотя он и понимал, что представители древней аристократии не воспринимают серьезно провинциального выскочку, тем более человека Коммода.

Лет почувствовал себя совершенно одиноким среди такого скопища народа, и это его взбесило. Он желал, чтобы с ним считались, перед ним пресмыкались, к его мнению прислушивались. Призови он сейчас преторианскую гвардию, как поведут себя эти родовитые патриции? Наверняка струсят, завопят о попранной свободе, а потом просто выслушают префекта претория. Все это обязательно произойдет, но не сейчас. Пусть пока сенаторы его почти не замечают, пусть тешатся сознанием своей призрачной власти.

Появился Пертинакс в обществе Клавдия Помпеяна, поддерживая своего немощного друга, август довел его до скамьи и усадил. Эмилий Лет поспешил поприветствовать императора. Пертинакс благосклонно воспринял префекта претория и сказал, что рад видеть его на столь важном заседании.

Эмилий Лет сел позади консула Фалькона, дабы наблюдать за его реакцией на все, что будет говорить император. Через подкупленных рабов, служащих во дворце, префект претория приблизительно знал, о чем будет говорить Пертинакс, какие законы проводить. Но особенно его интересовал один пункт, чрезвычайно важный для задуманного им.

Пертинакс, стоя рядом со статуей Конкордии, начал пространной речью о завещаниях, суть которой заключалась в том, чтобы отныне ранее составленные завещания не теряли силу до той поры, пока не будут оформлены новые, и вследствие этого наследство не должно переходить в императорскую казну. Тут же он продолжил, что со своей стороны не примет ни от кого наследства, которое бы ему обещали по разным причинам – из лести ли, дабы таким подкупом выгадать что-то для себя, или по причине запутанных судебных тяжб. Таким образом, законные наследники или близкие родственники больше не были бы лишены наследства. Еще один пережиток эпохи Коммода, от которого пострадали многие семьи, оставшиеся ни с чем, уходил в небытие.

Сенаторы рукоплескали.

– Лучше, отцы-сенаторы, управлять бедным государством, чем путем преступлений и бесчестных поступков получать несметные богатства! – заключил Пертинакс.

Эмилию Лету противно было смотреть на императора, такого благородного и честного. Префект охотно бы сплюнул сейчас, но вместо этого кисло улыбнулся и похлопал в ладоши, поглядывая, что делают сенаторы рядом с ним. Все только радовались нововведениям августа.

– Далее, я предлагаю прекратить все дела об «оскорблении императора». Со времен Тиберия слишком много хороших людей было несправедливо осуждено за ничтожные поступки, обычные слова. Все осужденные за оскорбление императора при Коммоде должны быть помилованы в кратчайшие сроки! Мои юристы подготовили мне весь список этих несчастных. К сожалению, многие из них уже мертвы, а их конфискованное имущество промотал Коммод. Те осужденные, кто живы и находятся в ссылке, пусть возвращаются домой. Казненные же по данному делу объявляются невинно пострадавшими и с их рода снимается клеймо преступника. Рассмотрение возвращения конфискованного имущества или компенсации за него считаю необходимым начать так же незамедлительно, но строго в индивидуальном порядке…

Многие осужденные за «оскорбление императора» пострадали по доносу рабов. Отныне каждый раб, уличенный в любом ложном доносе, не важно по какому делу, будет распят. Кроме того, по тому же делу об «оскорблении императора» рабы, доносившие на своих хозяев, которых Коммод осудил, также должны сейчас понести наказание. У меня имеется ряд дел с указанием именно таких рабов. Завтра же они будут распяты, если окажутся в Риме, а если их придется искать, то сразу после поимки без всяких дополнительных разбирательств их надо казнить.

Сенаторы ликовали. Пертинакс снимал с римского государства раз за разом все новые и новые кандалы, надетые Коммодом.

Консулы Фалькон и Вибиан аплодировали громче всех.

Эмилий Лет помрачнел.

– Отцы-сенаторы! – продолжал Пертинакс. – Я также считаю недопустимым, чтобы в дальнейшем именно императорские рескрипты решали любые судебные или подобные им дела. Все мы знаем, как писались эти рескрипты при Коммоде, когда от его имени отвечали его любимчики, получавшие при этом взятки чудовищных размеров. Суд должен быть честным – с обвинителями, защитниками, доказательствами. Все дела отныне будет решать только суд. Понимаю, что появятся дела, требующие и моего вмешательства. Но обещаю, отцы-сенаторы, что при моем правлении никто не будет казнен на основании моего рескрипта. Хватит крови!

Главные слова были произнесены. Эмилий Лет ждал только их! Они и сейчас, сказанные при сенате, уже имеют силу, а как только оформятся письменно, ничто уже не спасет Пертинакса, зато сам префект претория окажется недосягаем!

Дальнейший ход заседания сената был Эмилию Лету уже не интересен.

Из трех планов по свержению Пертинакса у него остался только один.

Процесс против преторианца Валерия Ульпиана слишком долго оттягивался. Сначала подкупленный префектом претория лекарь объявил Ульпиана тяжело больным, и суд отложили. Однако изнасилованная им женщина через своего мужа-всадника и его связей в сенате заставила суд прислать независимого лекаря, который объявил, что Ульпиан уже совсем здоров и вполне готов к судебному процессу. На днях состоялось первое заседание и оно показало, что Ульпиан будет