Сложно признать, но Роберт к этому давно привык. В своей семье он был изгоем, над которым издевался не только отец-тиран, но и злобные сестрички.

Частенько они пробрасывали ему мышей и жаб в кровать, добавляли червяков в грибной суп или же запирали в тёмном подвале, в который обманом заманивали. Брат Эдриан был старше слизеринца на целых пятнадцать лет. В силу своего возраста ему были неинтересны «детские» забавы, но и поспешить на помощь Роберту он не собирался.

Эдриан его и вовсе не замечал.

Лишь родная сестра его матери — Глория Розье, с любовью относилась к мальчишке. Именно в её доме жил Роберт с двенадцати лет, о большем он и мечтать не смел.

До тех пор, пока в его жизни не появилась Клотильда. С ней он захотел создать огромную семью, которая будет любить тебя, несмотря ни на что.

Затворничество продлилось недолго, и ближе к середине каникул Нотт-старший пожелал увидеть своего сына. Собрав все силы в кулак, Роберт отправился вниз по огромной лестнице к кабинету отца. Помещение было точно таким же, каким он его запомнил лет пять назад.

Кабинет тёмный, окон не было, и поэтом лишь камин и свечи освещали помещение. Запах ужаснее, чем зелья Слизнорта. Алкоголь, табак и кровь смешались в одну гремучую смесь.

Роберта затошнило. На мгновение ему подумалось, что прямо сейчас он вывернет содержимое своего желудка прямиком на дорогущий ковёр отца.

Дверь захлопнулась, юноша неосознанно вздрогнул. Когда его глаза привыкли к полумраку, то он смог получше разглядеть тёмную фигуру.

Конопатый мужчина восседал на мягком кресле, словно самый настоящий король. Разве что короны не хватало. Меж пальцев он крутил волшебную палочку, от которой слизеринца бросило в дрожь.

Это деревко навеки отпечаталось в его памяти, именно ей его отец «воспитывал» Роберта.

— Подойди, — низкий бас рассёк тишину, будто стрела, выпущенная лучшим лучником.

Волшебник подошёл ближе, а внутри всё кричало, дабы он бежал, бежал без оглядки.

— Ты стал выше, — чёрные глаза зыркнули в сторону непутевого сына, тот с огромнейшим усилием все еще находился на ногах. — Слабак! — с ненавистью и отвращением бросил мистер Нотт, сплюнув сгусток слюны на пол, под ноги ненавистного сына. — Ты не похож на нас, — поднимаясь с кресла, он подошёл к слизеринцу вплотную. — Такой же неженка, как твоя сука мать!

Мистер Нотт с особым удовольствием залепил сыну звонкую пощечину. Роберт упал на колени, в глазах резко потемнело.

Нотт-старший, как хищник, обошёл волшебника и, осушив стакан с виски, стоявший на тёмном столе с вырезанными ножками, бросил колкое оскорбление в сторону шатена.

Взгляд его снова метнулся в сторону юноши, который продолжал сидеть на полу, жадно глотая воздух.

Губы мужчины задрожали, небывалая ярость охватила его целиком.

— Круцио! — во всю глотку прокричал он что есть мочи. Роберт не издал ни единого звука, сжав зубы до скрежета, что ещё сильнее вывело волшебника из себя, и он снова наставил палочку на измученного сына. — Круцио! Круцио! Круцио!

Тело била предательская судорога. Глаза закатились до покрасневших белков, а из сломанного носа хлестнула кровь, заливая собой пол из тёмного дерева.

Такому тёмному заклинанию он не смог противостоять, как бы сильно не старался. Он даже сдачи дать не мог.

На лице взрослого мужчины промелькнул довольный оскал. Роберт лежал в собственной крови на холодному полу. Из горла вырывались сдавленные хрипы. Волшебник находился на последнем издыхании.

— Добро пожаловать домой, щенок, — выплюнул Нотт-старший, скрываясь за массивной дверью.

***

Берик-апон-Туид, дом Поттера

Молодой волшебник бездельно валялся на мягком диване бордового оттенка. Его правая нога свисала до пола, пока в левой руке находился золотой снитч.

Когда Джеймс вернулся в родной дом, на него тут же навалилась тоска по старым добрым временам. Он отчётливо помнил тёплое прикосновение рук своей матери, задорную отцовскую улыбку, которой Флимонт каждый день награждал любимого сына. Его родители прожили счастливую жизнь, достойно воспитав единственного ребёнка в достатке и в любви.

По обыкновению рядом в кресле восседал верный друг гриффиндорца, попивая маггловское пиво из жестяной банки. Сириус Блэк оказался потрясающим кулинаром, так как именно он готовил в кухне матери Поттера. Исключением были лишь те вечера, когда молодые люди заказывали магловскую пиццу с тройной порцией сыра и салями.

Друзья прекрасно друг с другом уживались, избегая ссор, скандалов и прочих неурядиц. Днём они ходили в ближайший парк, в котором познакомились с престарелым дедушкой по имени Мики. У мужчины был старенький пёс, который поистине обожал двух мародеров. После они отправлялись в магазин за продуктами и уже дома готовили, чаще всего это делал Блэк, но и Сохатый не сидел без дела.

На днях они получили письмо от Хвоста, в которое была вложена рождественская открытка с фотографией Николаса и Питера. Сириус с Джеймсом были искренне рады за счастье своего друга. Разумеется, и за Римуса, гостившего у пуффендуйки Эллы Нортс. Однако каникулы всё же омрачало лишь то, что Лестрейндж так и не написала ни одного письма.

Джеймс тосковал по девушке с золотыми глазами. На его свитере всё ещё витал цветочный аромат, как и в его комнате на светлых простынях. Именно поэтому он не открывал окна и не снимал вязаный свитер матери даже в тёплой гостиной.

Сириус частенько сидел у потухшего камина, усердно выкуривая вишнёвые маггловские сигареты. Благодаря им он чувствовал вкус ее губ на своих. Не было ни дня, чтобы Лестрейндж не появлялась в его снах.

Там он был счастлив. Там он был с ней. Там она была его.

В окно постучал белоснежный филин с ярко-голубыми глазами. Сохатый подскочил с дивана, настежь раскрывая окна. Птица влетела внутрь и, покружившись, приземлилась на спинку дивана. Поттер забрал конверт с письмом из маленького клюва, с неким трепетом скользя по аккуратному почерку. В ту же секунду белоснежный филин вылетел в окно, скрываясь в ночи.

Карие глаза торопливо пробежались по строчкам. Густые брови Джеймса сдвинулись на переносице. Блэк придвинулся ближе, с нетерпением дожидаясь объяснений. Поттер разразился громким хохотом и, плюхнувшись на бордовый диван, прикусил костяшки смуглых пальцев. Бродяга мотнул головой, всё ещё ничего не понимая.

— Алина написала, — объяснил Джеймс, держа пергамент в руке. — Просит вести себя прилично и не ввязываться в какие-нибудь передряги.

Закатив глаза, гриффиндорец по-доброму усмехнулся.

Сириус откинулся на спинку мягкого кресла, ухмыляясь. Совершив простой жест рукой, брюнет призвал друга к тому, чтобы