Я качаю головой, ожидая, что слезы продолжат литься, но я все выплакала. Все, что осталось, — это мое давящее сердце, я даже не могу двигаться.

Моя единственная подруга.

Умерла.

Она была последней ниточкой к моей нормальности.

Девушка, у которой впереди было светлое будущее, друзья, возлюбленные и семья, у нее было все… она этого заслуживала. Она должна была добиться всего, чего я не смогу.

Теперь она мертва. Ее больше нет. Ее тело гниет в Черном солнце.

Убили не ту девушку.

В конце концов, я поднимаюсь на ноги, слегка покачиваясь, желая убежать от всего, но я знаю, что не могу. Я не могу убежать от себя, не могу убежать от того, что сделано.

Но могу попробовать.

Ненадолго.

И алкоголь тут не при чем.

Я выхожу из Темных глаз, двери за мной закрываются, поднимаюсь по лестнице.

Не останавливаюсь, пока не добираюсь до самого верхнего этажа и не стучу в дверь Солона.

Он открывает ее, окидывая меня взглядом.

Сначала ничего не говорит, просто открывает дверь шире, и я вхожу внутрь, окутанная темнотой его комнаты, затем поворачиваюсь к нему лицом.

На нем темно-серые джинсы, он как раз застегивает черную рубашку, которая сидит на нем как влитая, его грудь твердая и мощная. Идеально уложенные черные волнистые волосы, из-за темноты в комнате его глаза особенно синие и завораживающие.

— Куда ты? — шепчу я.

Он продолжает застегивать рубашку.

— Хотел принести тебе что-нибудь поесть. Настоящую еду. Ты, должно быть, умираешь с голоду.

— Нет, — тихо говорю я, слегка качая головой. — Я не могу есть, — сглатываю, горло саднит от криков и плача. — Я не могу думать. Не могу никуда сбежать.

Я подхожу к нему и кладу свою руку поверх его, обхватываю пальцами его ладонь, чтобы помешать ему застегнуть рубашку. Я смотрю на него снизу вверх, ища его глаза, в то время как его затененные глаза ищут мои.

— Трахни меня, — шепчу я.

Он резко вдыхает через нос, между его бровями пролегает морщинка, зрачки расширяются.

— Я не могу, — в конце концов говорит он, хотя выражение его лица говорит об обратном.

— Скажи, почему.

— Ленор…

— Скажи мне, — требую я.

Он закрывает глаза, глубоко вдыхая. Медленно качает головой, облизывает губы.

— Я…

— Не говори одно и то же. Аметист сказала, что ты спал со многими девушками в городе.

— Аметист, — рычит он, отводя взгляд.

— Эй, — говорю я, протягивая руку и кладя пальцы ему на подбородок, заставляя его посмотреть на меня. Это вызывает еще одну вспышку раздражения, он морщит нос, поджимает губы. Ему не нравится, когда им руководят, но мне, блять, все равно. — Если из-за меня, то просто скажи правду. Я справлюсь.

Он с трудом сглатывает, его взгляд опускается на мои губы.

— Из-за тебя.

— Ох, — у меня такое чувство, будто Атлас воткнул лезвие до упора.

Я опускаю взгляд на свои руки, собственнически вцепившиеся в его рубашку. Я не хочу напрашиваться, особенно если он меня не желает.

Убираю от него руки, чувствуя онемение, поворачиваюсь к двери, нуждаясь в еще одном побеге. Я всегда убегаю.

Он протягивает руку и хватает меня за локоть.

— Подожди, — резко говорит он, его пальцы впиваются в мою кожу. — Подожди, — снова говорит он, теперь уже более мягким голосом.

Он притягивает меня обратно к себе, смотрит сверху вниз дикими глазами, его челюсть сжата, он тяжело дышит. Его хватка усиливается.

— Это никого не касается, особенно Аметист, но девушки, с которыми я спал, ничего для меня не значат, — он выдыхает, наморщив лоб. — А ты кое-что значишь для меня, Ленор. В этом и проблема.

Мое сердце уже пропустило несколько ударов.

— Проблема? Ты спишь с девушками, которых не уважаешь, но ты уважаешь меня и…

— Дело не в уважении, — хрипло говорит он, притягивая меня к себе, пока я не оказываюсь прижатой к его груди, а другая его рука ложится мне на поясницу. Он прижимает мое тело к своему, пока я не чувствую каждым дюймом, насколько он тверд. — Я уважал их, хочешь верь, хочешь нет.

— Тогда в чем дело? — тихо спрашиваю я, жутко растерянная.

Он поджимает губы, хмурится, в его глазах появляется затравленное выражение.

— Я не так прост, Ленор. Я могу причинить тебе боль.

— Я знаю. Ты вампир.

Он закрывает глаза и тяжело выдыхает, его дыхание пахнет сладким вином.

— Дело не только в этом. Внутри меня живет… тьма. Она со мной всю жизнь, насколько я знаю. Тьма, ведущая к безумию и обратно. Тьма, которая питает зверя. Я не могу рисковать, выпуская на волю этого зверя с тобой.

Когда его глаза снова открываются, я вижу в их голубых глубинах нечто большее, чем просто боль. Я вижу темную фигуру с когтями и большими, широкими черными крыльями, которые закрывают солнце. Нечто прекрасное и ужасающее. Но я не чувствую страха.

Я тяну свободную руку вверх, прикладывая к его щеке.

— Тогда я приручу этого зверя.

Он пристально смотрит на меня, и по интенсивности его взгляда я не понимаю, он считает меня глупой, или я произвела на него впечатление. Затем он берет мою руку и подносит ее к своим губам, запечатлевая долгий, нежный поцелуй на моей ладони, не отрывая взгляда. Это похоже на поджигаемый фитиль, воспламеняющий мою кровь, устремляющуюся по венам к сердцу.

— Ты не знаешь, о чем просишь, — шепчет он мне в ладонь.

— Я знаю, что хочу тебя. На этом все.

Из его груди вырывается низкий рык, его глаза вспыхивают желанием.

— О, боже, — ругается он.

Затем хватает мое лицо обеими руками, целует с такой яростью, с такой страстью, что я чуть не падаю навзничь, мои колени подгибаются.

Он удерживает меня в вертикальном положении, одной рукой обхватывая мою поясницу, другой сжимая лицо, его губы прижимаются к моим, рот открыт, он облизывает мой язык.

Черт. Меня. Подери.

Будто фейерверк взрывается, подстегивая мой голод по нему, наши языки будто трахаются, глубоко и необузданно. Его рот поглощает мой, горячий, твердый беспорядочный водоворот губ, языка, зубов. С каждой секундой я завожусь все больше и больше. Он умело овладевает мной, поцелуй проникает в те части меня, о существовании которых я даже не подозревала.

Я задыхаюсь напротив его губ, мои руки путешествуют вверх по твердой, широкой спине, пытаясь сорвать с него рубашку, я как дикое животное на свободе.

Он отстраняется, и на мгновение кажется, что он передумает или отчитает меня за попытку испортить еще одну рубашку.