себя посредством выбора смыслов, целей и ценностей. Философия события должна соответствовать событию. «Быть верным событию означает продвигаться в ситуации, пополненной этим событием, осмысляя (но любая мысль есть практика, испытание) ее „согласно“ событию. А поскольку событие было вне всех стандартных законов ситуации, вынуждает, разумеется, изобретать новый способ быть и действовать в этой ситуации» [35, с. 65]. Изобретающий свой собственный способ жить человек обретает свободу, свободу жить своей жизнью. То есть человек, рассматриваемый предположительно как субъект, как раз и будет субъектом постольку, поскольку может выполнять свободные действия, сможет стать субъектом и утвердить свое бытие в качестве субъекта посредством того, что он будет выполнять, может выполнять и по большому счету не может не выполнить эту процедуру-операцию, посредством которой, в свою очередь, онтология события превращается в философию события, включающую и гносеологические и аксиологические компоненты, но не как отдельные, а как необходимые и взаимодополнительные аспекты одного и того же события.

Для науки единство мира, рассматриваемое как единство природы [719], которое в свою очередь обеспечивается единством материи, представляется очевидной предпосылкой, призванной воплотиться в конечном счете в единстве науки [подробнее см. 273; ср. 4; 381][304]. Такова, например, программа, в новейшее время впервые выдвинутая Эйнштейном [ср. 410]: «Можно было бы сформулировать единую теорию материй – что значит квантовую теорию материи, – которая служила бы общим основанием всей физики. Пока же мы еще не знаем, достаточно ли для выражения этого объединяющего принципа тех математических форм, которые уже были предложены, или же их потребуется заменить еще более абстрактными формами. Но того знания об элементарных частицах, которым мы располагаем уже сегодня, безусловно, достаточно, чтобы сказать, каким должно быть главное содержание этого закона. Суть его должна состоять в описании небольшого числа фундаментальных свойств симметрии природы, эмпирически найденных несколько десятилетий назад, и, помимо свойств симметрии, закон этот должен заключать в себе принцип причинности, интерпретированный в смысле теории относительности» [142, с. 118; ср. 141]. Современная физика приходит к масштабным выводам о прямой взаимосвязи теории элементарных частиц и космологии/космогонии [см. 83; 158; 159; 160; 172; 382; 574; 625]. «Самым поразительным в теории элементарных частиц является то обстоятельство, что эта теория относится ко всему пространству сразу. Например, Вселенная, содержащая один электрон, бессмысленна. Как было уже давно показано Дираком, электрон в этом случае перешел бы в состояние с отрицательной энергией через фантастически малое время. Наблюдаемая стабильность электрона относительно радиационной катастрофы такого типа требует, чтобы все состояния с отрицательной энергией были заполнены» [524, с. 126]. Для реализации подобных грандиозных программ науке тоже требуется изменять свой концептуальный аппарат для адекватного выражения всё более тонких эффектов единства мира. «Нам неминуемо приходится пользоваться языком, коренящимся в традиционной философии. Мы спрашиваем: из чего состоит протон? Можно ли разделить электрон или он неделим? Прост или составен квант света? Но все эти вопросы поставлены неправильно, потому что слова „делить“ и „состоит из“ в значительной мере утратили свой смысл. Нам следовало бы соответственно приспособить наш язык и наше мышление, а значит и нашу философию природы к этой новой ситуации» [142, с. 172]. Тем самым и развитие науки демонстрирует на разных уровнях и в различных аспектах единство мира в постклассической перспективе.[305]

Глава 6. Пути разворачивания постнеклассической концепции единства мира

Постнеклассическая концепция единства мира именно в силу своей постнеклассичности может и должна разворачиваться многообразно и в различных направлениях. Поскольку технологии книгоиздания до производства книг-шаров пока всё еще так и не дошли, придется ограничиться наброском нескольких линий развертки, которые представляются не только достаточно важными, но и ключевыми – в смысле фокусировки других возможностей.

Удерживаясь как от напрашивающегося деконструирования деконструкции или симметричной реконструкции, так и от более или менее тривиальной перекомпоновки/ рекомбинации, философия могла бы предложить гибкую стратегию реконфигурации для любых концепций. Противостоя так называемого здравому смыслу и в поисках тайн, философия всегда несистемна, выпадает из расчерченных полей и расписанных правил, работает в зазорах между системами или во внутренних просветах самих систем, разворачивает неизотропный лабиринт, клубок расходящихся тропок со множеством входов и выходов, меняющихся благодаря разнообразным условным модификаторам. Зачаровывающая притягательность таинственного намечает ключевые фрагменты мира, своего рода стыки, швы, скрепляющие и оттеняющие основные, яркие, наиболее заметные компоненты. Из тайны находят и в тайну уходят начало и конец всего. Тайна присутствует везде, от тайны невозможно избавиться, чтобы взглянуть со стороны. Именно ускользающая неопределенность, маскирующая не только само потаенное, но и таинство его особого статуса, создает и удостоверяет тайну как тайну. Настоящая тайна всегда утаивает собственное наличие. Самое, наверное, неопределенно-неопределимое и в то же время всеобъемлющесамоочевидное – мир – постоянно присутствует везде и отовсюду неизбежно ускользает, как только мы пытаемся его схватить и зафиксировать. Будучи неустранимым фоном и средой, плазмагма своей бесформенной сверхтекучестью заполняет все открывающееся просветы, выступая неисчерпаемым источником и ресурсом всех потенциальных возможностей и виртуальных форм. Философия как процесс представляет собой перманентный выбор – вызова, ставки, цели. Однако предельным случаем выбора окажется выбор отказа от выбора – последовательное ускользание от всякой определенности. Выбор, не уменьшающий, а увеличивающий размерность концептуального пространства возможностей. Изнанкой проблемы выбора вариантов будет выбор оснований, критериев, конечных целей и поля для выбора. Принципиальной альтернативой бинарным оппозициям мог бы выступить некоторый так или иначе трактуемый континуум, градиент непрерывных градаций внутри которого допустимо более или менее условно разбивать на разного размера фазы, стадии или этапы, – континуум, предполагающий отсутствие в чистом виде воплощения своих предельных полюсов, которые мыслимы только как идеальные (во всех смыслах этого слова) абстракции.

§ 1. Стратегии преподавания философии как проекта понимания мира

Самые очевидные очевидности – именно в силу своей самоочевидности – мало того что остаются, как правило, почти незаметными, т. е. практически незамечаемыми, и потому не подвергаемыми рефлексии, но еще и оказываются – при ближайшем рассмотрении – совсем не такими уж очевидными. Например, провозглашение традиционности и всеобщности связи философствования с учительством звучит несомненным трюизмом: действительно, уже первые греческие мыслители были непременно окружены поклонниками и последователями, древнеиндийские Упанишады буквально означают сидение около учителя, о взглядах древнекитайских мудрецов мы узнаём, как правило, из сделанных их учениками записей; до сих пор философия развивается почти исключительно в университетах; само слово «учение» выступает синонимом «концепции» или «доктрины».[306] Однако, как ни странно, преподавание философии так и не получило философского осмысления. Единственное, пожалуй, исключение – Сократ, для которого практикование майевтики (буквально: повивального искусства; т. е. искусства помочь собеседнику родить мысль) выступало чуть ли не главным способом философствования. Но