– Эй, ребята, а что вчера за пальба была в Нижнем городе? – орал один из людей Брюнхвальда. – Слышали, там пушки били и аркебузы?

– Так это мы еретиков резали, – с важностью отвечал ему солдат Пруффа, останавливаясь для передышки.

Другие тоже остановились, стали бахвалиться:

– Шестнадцать, а то и двадцать до смерти убили да девятерых в плен побрали!

– А у нас только царапины!

– Ишь ты! – восхищались солдаты на башне. – Выбили их из малого города? А пушки взяли? А другие трофеи взяли?

– Все взяли, все, вчера весь день все к нам свозили и все не свезли, сегодня опять поехали остатнее забирать.

– Молодцы, – с завистью и нехорошими мыслями о своем командире говорили солдаты Брюнхвальда.

Волков и отец Семион молчали, не встревали, но разговор шел так, как им и хотелось бы.

– Конечно, молодцы, не вам чета, – дразнили их люди Пруффа, – уж мы дважды безбожников побили и рыцаря их угомонили. Не то что вы, сидите там, зады свои сторожите.

– Так вы что, Ливенбаха побили? – не верили им люди Брюнхвальда. – Врете небось?

– А чего врать, побили! У господина кавалера нашего и штандарт его, и шатер его. А сам он сдох, и наш господин кавалер его тело разрешили забрать. Пусть безбожника похоронят. А мы все их добро себе возим второй день.

Известие это повергло защитников цитадели то ли в уныние, то ли в ступор, больше они с солдатами Пруффа говорить не стали. А этого и не требовалось, люди Пруффа сгрузили еду, канонир высмотрел и вымерил место для пушек, и Волков отправил всех в лагерь, и когда они отъехали, он позвал солдат с башни:

– Эй, братья-солдаты!

– Чего вам? – невесело спросил солдат Брюнхвальда.

– Вчера я бил еретиков, сегодня у меня есть пушки и порох, у меня четырнадцать аркебуз и двадцать арбалетов, и мне нужны мощи из храма. Я не уйду без них.

– А еще у господина рыцаря есть деньги, и он готов купить мощи, – заговорил отец Семион, – он считает, что негоже нам ссориться, вы, чай, не еретики. Только мощи нам очень нужны.

– Да мы бы и рады, – закричал с башни один солдат, – да ротмистр наш дуркует.

– Ну так вы уговорите его, – не отступал монах.

– Да как его уговорить?

– Да уж как-нибудь уговорите. Солдаты вы или кто?

На сей раз попу никто не ответил, уж больно непрозрачен был намек. А кавалер подумал, что такой умный поп нужен ему.

Сыч приехал и сразу доложил:

– Нашел место, где на стену влезем, только как спуститься с нее, да еще с мешком, не знаю, разве на веревке.

– Найди крепкую веревку и лопату, с собой возьмем Ёгана и монахов обоих. Седлай коней.

Если от Портовой улицы поехать на запад к стене, то можно увидеть и районы голытьбы. Здесь дома были хлипкие, и улицы не замощены, а колодцы убогие. И трупы. Чумной доктор сюда, видно, не заходил, так что гниющих тел здесь было много, валялись прямо на проезде, и у колодцев, и у ворот церквей, куда люди приходили в последней надежде и приносили больных детей.

Абсолютно пусто было здесь: не сновали уличные псы, даже жирных крыс не было видно, только ветер качал двери и ставни. Сейчас тут жизни не было, только ветер да гнилой запах мертвечины.

Волков ехал первым, ехал шагом, конь сам искал путь, кавалер его не принуждал, смотрел по сторонам, меч из ножен достал и положил его поперек седла, щит на левой руке. За ним следовал Ёган с арбалетом в руках, с ним рядом Сыч. У Сыча на передке увязанный веревкой старый потник, в котором тяжелый мешок. А за ними и два монаха, молодой брат Ипполит и умудренный муж отец Семион. Никто не разговаривал, только монахи негромко читали молитвы.

Все в этом месте было пропитано скорбью, здесь пировала смерть.

Наконец без всяких приключений путники доехали до стены, тут была небольшая башня.

– Ёган, бери куль, веревку и лопату, Сыч с монахами останутся тут, – приказал кавалер, спешиваясь.

Они вдвоем пошли в башню и по винтовой лестнице поднялись на стену. Кавалер встал у зубца и долго глядел вдаль, за стену. Ёган, скинув мешок с деньгами, тоже стал смотреть.

– Видишь хоть кого-нибудь? – спросил Волков.

– Никого, даже ворон нет, – отвечал бывший крестьянин. – Пусто, раньше тут пахали и выпас был, а сейчас заросло все.

Да, ни одной живой души вокруг не было, и кавалер сказал:

– Вон кустарник, у овражка, там деньгу закопаешь, камень найди, положишь сверху.

– Ага, – отвечал слуга, обвязываясь веревкой.

Конец веревки кинули монахам и Сычу, а Ёган стал спускаться по стене. Потом ему так же, на веревке, спустили тюк с серебром, и кавалер скинул лопату. Ёган с трудом взвалил себе на плечо тюк и пошел к кустам. Вскоре скрылся в них.

Ёган ковырял землю в кустах, монахи и Сыч терпеливо ждали внизу, а Волков с арбалетом в одной руке и с болтом в другой со стены приглядывал за Ёганом, вернее, он оглядывал округу, выискивая людей, которые могли увидать или помешать в их деле. Но вокруг было пустынно, ничто не двигалось, ничто не шевелилось.

Наконец Ёган закончил, подошел к стене, обвязал себя веревкой и крикнул:

– Ну, тяните!

Монахи и Сыч, стоявшие по другую сторону стены, ухватились за веревку, потянули.

Ёган был мужик крепкий, пудов на шесть, да кольчуга на нем, а стена в двадцать локтей высотой. Дело было непростое. Монахи и Сыч пыхтели, старались, Ёган, в меру сил, помогал, цеплялся за стену, но ему лопата мешала. Волков стал помогать одной рукой. Второй, левой, он не решался браться, она у него была нездорова. Не чувствовал он силы в ней. Кавалер стал лицом к городу и подтягивал веревку. И случайно, краем глаза, увидал: вдалеке, меж хлипких хибар, по проулку прошмыгнул кто-то. Волков бросил веревку, стал вглядываться, но ничего не видал более. Только уныние пустынных улиц да убогие хибары. Лишь один дом среди хибар и развалюх выделялся. Крепкий, двухэтажный, и еще вокруг него был двор с забором. Небольшой, но двор. В этом районе никто себе такой роскоши позволить не мог. И именно в этом дворе и видел кавалер движение.

Прилетела лопата, звякнув о камни стены.

– Господин, подсобите, – тянул руку Ёган.

Волков поднял его на стену, а сам опять уставился на тот дом.

– Кусты заприметили? Найдем их? Найдем, они