– Сундук нам не нужен, – сказал он, – я видел у двери попоны, пересыпьте все в одну из них. И никому об этом, слышали?

Ёган и Сыч закивали головами.

Тут в светлом проеме ворот появился солдат и крикнул:

– Кавалер тут?

– Чего тебе? – откликнулся Волков.

– Господин капитан и сержант Роха вас просят.

– Чего?

– Там мертвяка важного какого-то сыскали, думают, что с ним делать, без вас не решаются. Хотят знать, можно ли с него доспех ободрать.

– Иду, – сказал кавалер и, повернувшись к своим людям, повторил, – и чтоб никому!

– Не извольте беспокоиться, экселенц, – заверил Сыч, – все тихо сделаем.

Ёган еще не пришел в себя от находки, он только кивал, соглашаясь с Сычом.

Волков сразу узнал мертвеца, хотя забрало у того было опущено.

Труп лежал на столе в большой зале большого дома. Кавалеру не требовалось открывать забрало, он узнал покойника по роскошным доспехам, по узорам из черненого серебра на панцире, по великолепным наплечникам, по шикарным перчаткам. Это был Якоб фон Бренц фон Ливенбах, и шлем его был разбит мушкетной пулей.

– Доспех его талеров сто стоит, – сказал Роха.

– Двести, – поправил Пруфф.

Волков знал, что никто этот доспех не купит ни за двести, ни за сто монет. А монет за пятьдесят продать можно. Конечно, продать его можно, и когда-то солдат Ярослав Волков так бы и сделал, содрал бы латы с трупа, а тело выбросил бы в канаву, но кавалер Иероним Фолькоф уже никогда бы так не поступил.

– Нет, – коротко сказал он и пошел на улицу.

Ни Пруфф, ни Роха перечить не стали.

Выйдя на улицу, Волков увидал солдата, что тащил из конюшни огромную и красивую яркую тряпку, человек остановился, достал нож и собрался отрезать от нее кусок, себе для солдатских нужд.

– А ну стой! – окрикнул его кавалер. – Что это?

– Не знаю, господин, нашел вот.

– Вытаскивай все на улицу, – приказал кавалер.

Солдат с трудом вытащил огромную, яркую красную ткань с золотым шитьем и веревками.

– Так то шатер вроде, – догадался солдат.

Волков и сам это понял, только в отличие от солдата понял это сразу. Да, это был шатер из дорогой красной ткани, похожей на парчу, и с гербами Ливенбахов по периметру.

– По закону войны личные вещи, что принадлежали командиру врага, переходят к командиру победителей, знаешь об этом? – спросил кавалер.

– Знаю, господин, – невесело отозвался солдат.

– Теперь это мой шатер, сложи его и отнеси Пруффу.

– Да, господин.

Он хотел было уже пойти узнать, как дела у Сыча и Ёгана, серебро волновало его больше, чем доспехи и шатер Ливенбаха, но вмешался отец Семион:

– Господин рыцарь.

– Ну?

– Нужно что-то решить с пленными, – он указал на девятерых пленных, что сидели у забора.

Почти все они были ранены. Доспехи у них отняли, теперь пленные покорно ждали своей участи. Кое-кто молился, а кто-то просто сидел, опустив голову, а кто-то и умирал, истекая кровью.

– Ну, дай им причастие, – сказал Волков, – тому, кто согласится его принять. Да спроси, может, кто вернется в лоно истинной веры. А остальным – смерть.

– Уже предлагал исповедаться в ереси и принять истинное причастие, но они упорствуют, никто не согласился раскаяться, а без раскаяния мне не дóлжно причащать их.

– Ну и пусть катятся в ад, – закончил разговор кавалер. – Скажу Пруффу – сейчас всех зарежут.

– Не торопитесь господин, не нужно их резать.

– Почему? Мы их не милуем, они нас тоже.

– Отпустите их живыми, проявите милосердие, и пусть господина своего возьмут. – Поп смотрел на него хитрыми глазами.

– Объясни.

– С мертвых какой вам прибыток?

– А с живых какой? Они оружие снова поднимут.

– Слава, господин.

– Слава?

– Да, слава, господин. Отпустите их во славу Матери Божьей и дозвольте им взять своих вождей для упокоения.

Кавалер молчал, он никогда не думал о своей славе. И тут вдруг, в первый раз в жизни, ему представилась возможность немного прославиться. И что скрывать, даже мысль о славе была приятной.

– Отпустите их, – продолжал поп, – в городе Ланне о вас и так будут говорить, вы уже дважды побили еретиков, одолели мертвого доктора, убили знатного еретика, а если еще вернетесь с тем богатством, что тут захватили, так о том станут судачить неделями. А если еще и этих еретиков простите, так не только в Ланне о вас заговорят.

Чем дольше говорил отец Семион, тем заманчивее казались кавалеру его предложения. А мысли о славе становились еще приятнее. Да, кавалер понял, что действительно хочет, чтобы о нем говорили. И узнавали его щит. И не только в Ланне. Но пока он слушал умного попа, у него появился вопрос.

– А тебе-то зачем моя слава, какая твоя корысть? – спросил кавалер у отца Семиона.

Монах вздохнул и заговорил:

– Меня лишили прихода, – он помолчал, – толкнули на смертный грех, а когда вернусь, то, может быть, расстригут и лишат сана, или упекут в самый далекий монастырь, или вовсе кинут в подвал. Вот подумал я и решил, что при вас останусь, коли не погоните. Вы человек незлобивый, и вас любят холопы ваши, а если разрешите при вас быть, то и я не покажусь лишним, потому как свое благо от вашего не отделяю.

Не очень-то верил Волков словам, поп был хитер как никто, но насчет славы он прав. Славы кавалеру хотелось.

– Хорошо, – согласился кавалер, – отпусти еретиков. И пусть заберут рыцарей своих. Пусть похоронят их, как хотят.

– Эй! – крикнул отец Семион, подойдя к еретикам. – Заблудшие души, впавшие в ересь, запомните день сей. И запомните герб, что на щите рыцаря этого, это герб славного воина кавалера Иеронима Фолькофа, который добротой своею и во имя Господа и Матери Его отпускает вас с миром в надежде, что покинете вы ересь и вернетесь в лоно Истинной Церкви. Кавалер Иероним Фолькоф также дозволяет вам забрать вашего господина кавалера Ливенбаха и других рыцарей, что были с ним.

– Что-что-что? – к ним приковылял на своей деревяшке Роха и заглянул Волкову в лицо. – Ты что, отпускаешь их?

– Отпускаю, – сухо ответил кавалер.

– Да что с тобой, ты ли это, Фолькоф? – не унимался Скарафаджо.

– Я. И я слово свое сказал, обратно брать не стану.

– Они бы нас не отпустили, – заметил приблизившийся Пруфф.

– Мы не они, капитан, выделите им одну подводу, пусть заберут своих офицеров.

– Как пожелаете, кавалер, но у нас подвод не хватит все увезти. Много добра захватили.

– Я сказал выдать им подводу, что вам не