Волков не слушал, он продолжал смотреть на дом.

– Чего вы там разглядываете? – спросил Ёган.

– В том доме… кажется, шевелился кто-то, во дворе.

– Ну, чумной там, может, какой не помер еще, Бог с ним, господин.

– Надо глянуть будет, кто это, боюсь, видел он нас. Мы тут как на ладони.

– Господин, вот неугомонная вы душа, ну даже ежели и видал нас кто, разве он подумает, что мы тут деньги прячем? Он, думаю, и сам напуган.

– А что, по-твоему, люди в тюках могут через стену чумного города переваливать, как не деньгу? Нет, именно так он и подумал. Уедем, а он пойдет место смотреть, а там земля сырая в кустах. Пойдем, глянем, кто это.

– Да уж пойдем, – согласился Ёган, – а то вы покоя не найдете и мне не дадите.

Они спустились со стены, сели на лошадей и поехали. Сычу и монахам ничего не говорили, просто, когда было нужно, Волков свернул в проулок, что вел к большому дому.

Тут оказалось еще тише, чем везде, а мертвецов еще больше, почти у каждого дома лежал мертвец. Большинство трупов были уже старыми, костяки, обтянутые кожей.

– Видно, чума отсюда пошла, – заметил отец Семион.

– Чума всегда начинается в районах порта и в районах, где живет голытьба, – произнес брат Ипполит. – Нобилей она ест в последнюю очередь.

Они замолчали, не до разговоров, уж больно зловещие тут места.

Вскоре маленький отряд повернул на улицу и остановился, вынужден был остановиться. По дороге, что вела к воротам двухэтажного дома, нельзя было ехать. Лошади сами встали, не смея идти дальше.

– Святая Матерь Божья, – проговорил Сыч, осеняя себя святым знамением.

За все время, что Волков знал Сыча, такое он видел впервые. Кавалер вообще думал, что Сыч не шибко верующий человек. Но теперь поведение Фрица Ламме его не удивило. Он и сам скороговоркой пробубнил короткую молитву, оглядывая улицу. Ёган сидел на коне, открыв рот и выпучив глаза, а монахи истово молились.

Вся улица была завалена истлевшими телами, нельзя было пройти по ней, чтобы не переступить через кости. А еще мертвецы сидели, привалившись к стенам домов. Словно пришли сюда зачем-то и ждали чего-то. Среди них обнаружилось много женщин, прижимавших к груди истлевших детей. Тут трупов оказалось больше, чем у церквей, куда люди приходили в надежде на спасение.

– Господин, – заныл Ёган, – может, не надо нам туда ехать? Это ж чистый погост. Хуже в жизни не видал, даже у нас в деревне такого не было.

Волков и сам такого не видал и оказался не готов к такому зрелищу, а он был солдатом и картин смерти насмотрелся к своим годам немало. Но такого количества мертвых истлевших матерей с младенцами он даже и представить не мог. Он хотел уже повернуть коня, уж больно тягостна была картина, но тут заговорил отец Семион:

– Брат Ипполит, Господь не зря нас сюда привел, спешимся, брат мой, и проведем службу в меру сил. Люди эти преставились, не имея причастия, давай хоть помолимся за упокой их.

– Вы правы, брат Семион, – отвечал юный монах, слезая с коня, – давайте помолимся.

– Рехнулись, что ли, – заныл Ёган, – в лагере за них не помолитесь? Уж нашли местечко для молитв.

– А ты что, сдрейфил, деревенщина, – почему-то разозлился Сыч, – смотри в портки не наложи.

– Я сейчас тебе наложу, – так же зло отвечал Ёган.

– Угомонитесь, – умерил их Волков, – Сыч, спешивайся, до ворот дойдем. Глянем.

– А этот что? – кивнул Фриц Ламме на Ёгана.

– Пусть коней сторожит. Он тюк закапывал.

Ёган победно зыркнул на Сыча и произнес злорадно:

– Иди, мослы свои разомни, а то от злобы коробит тебя уже.

Сыч не ответил, кинул Ёгану повод своего коня и отправился за кавалером. Он аккуратно перешагивал через мертвецов и говорил, морщась:

– Экселенц, а чего глядеть-то будем, вы хоть скажите? Чего ищем?

– Шевелился тут кто-то. Боюсь, как бы и он нас не увидал.

– Да кто ж тут шевелиться будет, одни ж мертвецы кругом?

– А, по-твоему, мертвецы не шевелятся? Забыл, что ли? – Кавалер медленно приближался к воротам дома.

– О господи, – Сыч опять осенил себя святым знамением, – как вспомню, так опять жуть пробирает.

– Ты последнее время часто Бога стал вспоминать, раньше за тобой такого не водилось, – заметил Волков, останавливаясь у ворот и разглядывая их.

– Так раньше на то надобности не было, а в этом городишке только и делать, что Бога вспоминать, отродясь таких ужасов не видал.

Ворота оказались старыми, но крепкими. Заперты были надежно. Привалившись к ним, сидел мертвец.

– Да, – задумчиво покачал головой кавалер, – может, и примерещилось мне, может, нет тут никого живого.

Сыч подошел совсем близко к господину и произнес тихо-тихо, почти неслышно:

– Не примерещилось вам, экселенц. Есть тут кто-то. Только пойдемте отсюда и делайте вид, что ничего не нашли, – тут он значительно повысил голос, – мертвяки тут одни. Нечего тут делать, господин.

Они оба повернулись и пошли к лошадям. И только там Сыч заговорил:

– Есть там кто-то живой.

– Откуда знаешь? – спросил кавалер, садясь на коня.

– Поедемте отсюда, думаю, смотрит он на нас.

Когда они свернули с ужасной улицы, Сыч остановил коня и заговорил тихо, будто даже тут их могли услышать:

– В доме есть кто-то, думаю, он на нас смотрел.

– Откуда знаешь? – спросил кавалер.

– Ворота давно не открывались, а вот калитка рядом – так совсем недавно отворялась. След от двери на земле остался, да и зола свежая, дождем не прибитая, может, вчера, а может, и сегодня кто ее выбросил.

– А откуда знаешь, что на нас смотрел кто-то?

– То не знаю я, а думаю, в чердачном окне стекла нету, а верх окна закопчен, словно лампа там все время горит, а из окна того видно, что за забором делается, и всю улицу видно и еще много чего. Думаю, кто-то у окна днем сидит и ночью сидит там же – лампу жжет.

– А может, и не жжет, мало ли, – сомневался кавалер.

– Может, и не жжет, но калитку на улицу отпирали если не сегодня, то вчера, на то побиться об заклад могу.

– А мог он нас на стене увидеть?

– Так разве угадаешь? Вот если взять его да спросить или подержать при себе, пока деньгу не заберем.

– Так и сделаем.

– Как скажете, экселенц, тогда за людьми съездим, возьмем его да спросим.

– Некогда за людьми ездить, сами возьмем.

– Сами? – удивился