Западноевропейские сюжеты типа 480 сводятся в основном к рассказам о ткачихе в колодце (№ 480 *А по каталогу Андреева), которые близки к русским сказкам с Бабой-ягой. И в тех и в других речь идет обычно о службе падчерицы у ведьмы. Классический пример сказки о ткачихе в колодце — сказка № 24 из собрания братьев Гримм.

Падчерица роняет веретено в колодец и спускается туда за ним. На дне колодца оказывается зеленая лужайка. Падчерица идет куда глаза глядят, встречает печь и вынимает пироги, которые ее об этом просят. Яблоня просит отрясти ее. Потом девушка поступает на службу к фрау Холле. Служба заключается в том, чтобы взбивать перину, и тогда идет снег. За службу фрау Холле одаривает ее золотом. Ленивая мачехина дочка подражает падчерице, но она не вытащила пироги из печи, не выполнила просьбу яблони, плохо работала у фрау Холле, и та в наказание облепила ее смолой.

Образ фрау Холле, встречающийся во многих немецких сказках, сложен и до сих пор не разъяснен. Представители мифологической школы видели в ней облачное божество, воплощение зимнего холода, поэтому в некоторых русских изданиях гриммовских сказок этот персонаж фигурирует под именем «госпожа Метелица». Такое толкование принимает и Смирнов-Кутачевский, сопоставляя фрау Холле с Морозкой. Некоторые исследователи связывали этот образ со скандинавскими богами Фригг и Фрейей, с Дианой, Венерой. Другие считали ее хтоническим божеством (в немецком языке Höhle — «пещера», «нора», Hölle — «ад»; в скандинавской мифологии великанша Hel — владычица подземного мира). По-видимому, фрау Холле — образ «низшей мифологии» (hollen, holden — «эльфы»).

Вместо фрау Холле в соответствующих вариантах немецких сказок иногда встречаются «матушка», русалка, гольда, «женщина из колодца», старик и т. д. Больте и Поливка приводят гессенский, тюрингенский, франконский, нижнеавстрийский, северофризский, ганноверский, силезский и другие варианты сказки о ткачихе в колодце. В некоторых из них героиня бежит от ведьмы, используя магические средства.

Очень близки к немецким голландские, датские и норвежские варианты. В норвежской сказке[397] падчерица по приказанию мачехи прядет свиную щетину, а мачехина родная дочь — обыкновенную пряжу. Тот, у кого порвется нитка, должен, по уговору, прыгнуть в колодец. Падчерице приходится прыгнуть первой. На зеленом лугу она обходит плетень, который просит, чтобы его не трогали; отрясает яблоню, доит корову, затем поступает на службу к женщине-троллю. Девушка выполняет трудные задачи хозяйки и ее дочери: носит воду в решете, доит корову, которая бодается, чистит хлев тяжелой лопатой. Женщина-тролль пытается убить героиню, но та спасается, так как ей помогают яблоня, корова и плетень, которым она перед тем оказала услугу. Мачехина дочка, не исполнившая их просьб, погибает.

Существуют аналогичные французские и итальянские сказки. Интересен бельгийский вариант, в котором падчерица становится «служанкой Хлебной Марии» (сказка так и называется). О Хлебной Марии, которая снегом защищает хлеб от мороза, в приложении к сказкам говорится: «Память о небесной хозяйке еще не угасла во Франции. 50 лет назад, около середины июля, точильщики и рыночные торговцы целую неделю расхаживали по улицам в процессии с Хлебной Марией, сборщики собирали муку, пекли пряники, угощались»[398]. Первоначально рассказ о служанке Хлебной Марии, вероятно, в более элементарной форме, мог объяснять этот обряд.

В западноевропейских сказках мотив злой мачехи в сущности является вводным и иногда заменяется другими вводными мотивами — например, мотивом младшей дочери, преследования дочери отцом. Как для славянского фольклора типичен рассказ о падчерице-служанке, которой помогала чудесная корова, так для западноевропейских вариантов характерен рассказ о Золушке — Сандрильоне, потерявшей башмачок на королевском балу и пленившей принца.

В начале сказки рассказывается, что с Золушкой дурно обращаются в семье, ее плохо одевают, заставляют выполнять грязную работу. В редких вариантах мачеха дает Золушке трудные задачи, выполнить которые помогают ей чудесные помощники (птицы, животные).

Мотив башмачка, по которому Золушку находит жених-царевич, связан с брачными обычаями (как и чудесное дерево в славянских сказках). Брак с прекрасным женихом-царевичем означает для падчерицы выход из угнетенного положения, в котором она находится под опекой мачехи, компенсирует Золушку как обездоленную, награждает ее за добродетель.

В многочисленных сказках, не составляющих единого сюжетного типа, мотив мачехи, преследующей падчерицу, стремящейся извести ее, становится стержнем, вокруг которого развивается действие. Примером служит сюжет «Белоснежки», популярный в европейском фольклоре. Мотив магического сна из «Белоснежки» встречается и в сказке о спящей царевне — более архаическом сюжете, в котором роль мачехи играет ведьма или фея. В одних вариантах «Белоснежки» мачеха пытается погубить девушку с помощью ведьмы, в других она сама ведьма.

Как видим, мотив мачехи не связан органически с ядром сюжета «Белоснежки», но находится с ним в тесном контакте. Это не просто вводный эпизод. Мотив мачехи не только дает «первый толчок» действию, но и управляет им в дальнейшем: мачеха непрерывно преследует падчерицу. Сказка обычно кончается наказанием гонительницы.

Мотив мачехи в «Белоснежке» — оригинальный «эстетический» вариант мотива мачехи: она преследует падчерицу, завидуя ее красоте.

К типу «Белоснежки» близки сказки, в которых мачеха пытается убить или убивает падчерицу, но та возрождается в новом виде и разоблачает убийцу. Эти сказки — варианты известного сюжета о чудесной дудочке, выросшей на могиле и раскрывающей убийство (см. № 88 из собрания Гриммов). Вместе с тем они представляют собой своеобразную параллель рассмотренным сказкам о корове — помощнице падчерицы. Там мачеха убивает корову, здесь — саму падчерицу. В обоих случаях на могиле убитой вырастает чудесное дерево.

Мотив злой мачехи проникает в сказки о подмененной жене: мачеха сталкивает падчерицу в ров или в воду, чтобы подменить ее родной дочерью. Героиня превращается в утку или гусыню, приходит кормить своего младенца, и тайна раскрывается.

В европейском фольклоре мотив злой мачехи имеет тенденцию проникать во все сюжеты, в которых героиня — обездоленная женщина. Так он спорадически входит в сюжет об оклеветанной жене или сестре (№ 706–708 по Аарне и Андрееву).

Итак, коллизия мачеха — падчерица наиболее глубоко разработана в европейской сказке, особенно в исландской и восточнославянской. Это объясняется отчасти моногамией, при которой существование мачехи исключает существование матери, и падчерица оказывается, таким образом, изолированной от своего рода и обездоленной.

Сказки о мачехе и падчерице есть и у народов Ближнего Востока — у народов Северной Африки, у арабов и персов[399]. Сказки о падчерице у народов Ближнего Востока сходны между собой. В них наряду с мачехой обездоленной героиней является часто младшая жена. Сказки, в которых описывается ссора жен из-за детей, приближаются к сказкам о злой мачехе.

Сюжетные схемы в фольклоре Ближнего Востока те же, что